В связи со штормом все лодки были вытянуты на берег, а ватага в полном составе наслаждалась заслуженным отдыхом. Сегодня дом торжеств посетил сам председатель поселкового собрания Джеваншир Тагиев, рыбак, которому в будущем добросовестные исследователи, несомненно, отведут несколько страниц в новейшей истории Бугурда. Он и сейчас в свои без малого шестьдесят пять лет зимой и летом в свободное от государственных дел время продолжал на небольшой моторке выходить в море. И почти каждый раз в его сети, расставленные в местах, известных только ему, попадались два-три осетра средних размеров, что при нынешнем безрыбье было вовсе даже неплохо. Почти за полвека многое изменилось и на море, и на суше. Давно прошли те времена, когда ватага Джеваншира возвращалась с моря на баркасах, заполненных до края бортов уловом, который по возвращении на берег с трудом удавалось разместить в двух дежуривших с ночи грузовиках.
В Бугурде Джеваншир обратил на себя внимание во время первого приезда Брежнева в Баку. Визит в Баку генерального секретаря ЦК КПСС косвенно повлиял на дальнейшую судьбу безвестного рыбака, и поэтому автору хотелось бы рассказать об этом поподробнее. Дело было так. За несколько дней до приезда высокого гостя заштормило, и лодки в море не выходили. Поэтому председатель поселкового совета Бугурда с искренним сожалением сообщил заместителю управляющего делами Совета Министров Владлену Зарбалиеву, прибывшему из Баку лично закупать осетров для вечернего правительственного банкета, что свежей рыбы нет и в ближайшие двое суток, согласно сводке погоды, поступления ее не предвидится. Крупные замороженные куски наверняка удастся отыскать, причем в неограниченном количестве. Никто из гостей разницу не заметит.
Читать далееПриезжие, их было трое, Зарбалиев, повар и санитарный врач, расстроенно переглянулись.
– Осетрину трехдневной заморозки? – усомнился повар. – Конечно, заметят.
– Причем здесь гости..? – надтреснутым голосом сказал Владлен Зарбалиев, солидного вида полный человек в черном костюме с галстуком. – Ты подумай, кому я смогу объяснить, что в Азербайджане для стола Брежнева не нашлось свежей осетрины?
На всякий случай он решил позвонить руководителю района.
– Вернувшись, ты объяснишь начальству все, как есть, – рассудительным тоном сказал ему по телефону первый секретарь, – при таком ветре свежую рыбу найти невозможно. Ни в одном селе на побережье рыбаки последние трое суток в море не выходили, так что ты ни в чем не виноват. И завтра в связи с мерзкой погодой никто в море не выйдет. На всякий случай я с утра послал машину в Сальяны. Битый номер. Там тоже шторм, но попытаться надо.
«Обеспечение банкета поручили мне, а рыбу доставишь ты. Еще хуже! Нет, такого позора я не заслужил», – положив трубку, подумал Зарбалиев.
– Ты подумай, может быть, можно все-таки что-то сделать? – он, ни на что уже не надеясь, чисто машинально продолжил разговор с хозяином кабинета.
– Хотите, спросим у рыбаков? В выходной день они обычно собираются в чайхане. Поехали. Я вижу, вы очень беспокоитесь?
– Я?! Да разве я беспокоюсь?! Посмотри на меня, я спокоен, как остывающий мертвец, – с кривой улыбкой пошутил высокий гость. – Поехали, время не терпит.
Через несколько минут обе машины – «Волга» и пикап с глухим кузовом-холодильником – остановились у входа в чайхану. Кямран Садыхлы знал, что посещение чайхан – предприятие бесполезное, и затеял он эту поездку только для того, чтобы впоследствии никто не мог бы его упрекнуть в отсутствие служебного рвения.
Посетители чайханы, человек двадцать, в основном это были рыбаки, смотрели по единственному действующему в Бугурде телевизору трансляцию из Бакинского аэропорта. Как раз в этот момент дорогого Леонида Ильича Брежнева церемониальным маршем приветствовала гвардейская рота. Несмотря на плохое изображение и прерывающийся звук, парад произвел на всех сильное впечатление.
На представителя Совмина Владлена Зарбалиева это приятное зрелище подействовало как плохое предзнаменование:
– Посмотри на экран – он уже в Баку, меню составлено, согласовано и напечатано, а осетрины нет и не будет! Ты меня понял? – нервно сказал он Садыхлы, и тот в ответ сочувственно кивнул, потому что отрицать очевидный факт было бессмысленно даже из вежливости. Председатель поселкового совета выключил телевизор и привычным движением поправил на пиджаке боевые награды – три медали и два значка, после чего в нескольких словах объяснил почтенному собранию суть дела.
Как и следовало ожидать, обращение положительного результата не дало. В ответ все переглянулись и отрицательно покачали головой. Только рыбак по имени Джеваншир в наступившей тишине спросил, в каком количестве нужна осетрина. Председателю Садыхлы этот Джеваншир давно не нравился за непочтительное поведение, несдержанный язык и вызывающий взгляд, которым он при каждой встрече смотрел на председателя поселкового совета. Садыхлы и сейчас ничего хорошего от него не ждал.
Джеванширу ответил повар. Он сказал, что они приехали сюда купить крупного осетра, так как именно у таких осетров бывает бледно-розовое жирное мясо. Но теперь они согласились бы на свежих осетров любых размеров.
– А живой осетр вас устроит? Самец размером чуть больше двух метров. И еще пара, поменьше, но оба живые самцы.
Все присутствующие в чайхане теперь смотрели на Джеваншира.
– Сейчас не время для шуток, – после паузы неодобрительно сказал председатель поселкового совета.
– Я с незнакомыми людьми никогда не шучу. И с тобой тоже. Короче говоря, если нужна рыба, то поехали ко мне.
Двухметровый осетр действительно оказался живым. В бассейне за домом вместе с ним бодро плавали еще два осетра поменьше.
Онемевший от неожиданности Владлен Зарбалиев некоторое время безмолвно наслаждался невиданным зрелищем. Все были взволнованы.
Сохранить спокойствие удалось только Кямрану Садыхлы. Казалось, что неожиданная встреча с вожделенным предметом поисков его ни капли не удивила.
– А каким способом ты доставляешь в бассейн для них морскую воду? – деловито спросил он.
– Обычная вода из артезианского колодца, – объяснил Джеваншир. – Мотор заполняет его за десять часов. Осетры неделю-другую с удовольствием живут в пресной воде.
– Первый раз слышу, чтобы осетры жили в пресной воде, – недовольным тоном сказал председатель совета поселка городского типа. – Ты сам до этого додумался?
Как раз в этот момент Владлен Зарбалиев восстановил способность излагать мысли вслух.
– Спасибо! Выручил, – проникновенным голосом поблагодарил он Джеваншира.
– Мелочь, не стоит благодарности. Если понадобится, приезжайте, когда хотите.
– Ты просто не представляешь себе, от каких неприятностей ты меня спас, и не только меня. Ты знаешь, кто к нам приехал?
– Приехал генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев, почетный гость всего Азербайджана и лично Гейдара Алиева, – объяснил Садыхлы.
– Знаю, знаю. Только что по телевизору видел… А икра вам нужна?
– В основном икру мы уже купили, – сказал повар, – то ли осетровую, то ли севрюжью, но свежую. В общем.., – но Владлен Зарбалиев не дал ему договорить:
– Покажи-ка, что у тебя есть.
– Соседи считают, что я умею хорошо солить икру, – сказал Джеваншир. – Солю в самую меру. Вчера целый день возился, пропускал через сито чуть ли не каждую икринку отдельно. – Он забежал в сарай и принес банку икры. Икра была светло-серая, больше светлая, чем серая, что называется жемчужного цвета. Он зачерпнул ее столовой ложкой и протянул Зарбалиеву:
– Вот попробуйте.
– Очень вкусно, – медленно съев немного икры, сказал Зарбалиев. – Попробуйте и вы, советую.
Джеваншир принес ложки для врача и повара.
Санитарный врач, съев две ложки икры с верхом, также выразил свое мнение:
– Икра белужья, свежайшая, присоленная в соответствии с ГОСТом.
Повар, который по роду деятельности знал толк в морепродуктах, пришел в восторг.
– Сплошное наслаждение и украшение жизни! – сказал он, давно замеченный коллегами в тяготении к искусству в форме высокой поэзии.
– Значит, годится? – спросил Джеваншир.
– Неси!
Кямран Садыхлы в дегустации не участвовал по причине отсутствия ложки, он делал в это время вид, что, наклонившись над бассейном, внимательно наблюдает за осетрами.
Джеваншир дважды сходил в сарай, принес четыре трехлитровые банки икры, закрытые пластмассовыми крышками, и выставил их на стол.
– Берите, сколько вам нужно.
– Берем всё. Ты только скажи, сколько мы тебе должны. О цене не беспокойся. Сколько скажешь, столько и заплатим. Немедленно и с благодарностью!
– Вы мне сказали, что в Азербайджан приехал почетный гость – наш дорогой… Извините, как зовут нашего дорогого?
– Леонид Ильич Брежнев, – назидательным тоном подсказал Садыхлы. – Это имя знают все.
– Да знаю, знаю, – отмахнулся от него Джевашир, – только забыл на минутку. Знаю, что нашего дорогого Леонида Ильича приветствует Гейдар Алиев и вместе с ним весь народ Азербайджана. Так что деньги здесь ни при чем. Я прошу вас, отвезите в Баку этот маленький подарок и скажите, что жители Бугурда всегда готовы быть полезными в любом деле – радостном или, не дай Бог, неприятном.
– Скажу, кому надо, всё скажу. А ты особый человек, спасибо!
Приглашение в дом приезжие вежливо отклонили, времени оставалось в обрез, и они торопились в город.
Джеваншир вместе с водителем перенес осетров в пикап. Банки с икрой члены делегации взяли с собой в «Волгу».
Перед тем как сесть в машину, Владлен Зарбалиев вручил Джеванширу визитную карточку. Кямран муаллиму он карточки не дал, ограничился рукопожатием.
– Запомни, я тебе очень благодарен, – пожимая Джеванширу руку, сказал Зарбалиев. – Здесь телефоны. Звони, куда захочешь – на работу или домой, всегда буду рад тебя слышать.
Богатый жизненный опыт не позволял Кямрану Садыхлы верить в случайное совпадение обстоятельств. Поэтому после отъезда Зарбалиева, сидя в желтом «Москвиче» Джеваншира, он попытался разобраться с реальным положением вещей.
– Прямо скажу – лично я одобряю твой поступок. Одобряю и хвалю. Но ты мне скажи, только откровенно. Как так получилось, что именно сегодня в самый нужный момент у тебя оказалась живая рыба?
– Неужели непонятно? – удивился Джеваншир. – Во всем Бугурде ни у кого, кроме меня, нет бассейна. Вот она там и оказалась.
Действительно, кроме этого бассейна перед двухэтажным домом Джеваншира на холме, в Бугурде других бассейнов не было. В свое время дом на холме был построен «на отшибе цивилизации» главным следователем по особо важным делам Идрисом Бабаевым в качестве места уединения на лоне природы от служебной деятельности и семейных забот. После того как Идрис Бабаев был разоблачен как преступник за злоупотребления служебного характера и взятки, его незаконно нажитое имущество приговором городского суда было частично конфисковано, в том числе и дом в Бугурде. Решением правительства дом был передан отцу Джеваншира, ныне покойному, в связи с преждевременным выходом на персональную пенсию. В то время он вместе с сыном жил в Сумгаите, работал на крупнейшем в городе заводе. Отец был доктором наук и считался одним из основателей сумгаитской нефтехимии. Он сильно сдал после трагической смерти жены. Она погибла при взрыве метанового газа, отец по чистой случайности отделался контузией. Поступать в институт в то страшное лето Джеваншир не захотел. Вскоре отец выздоровел, но с завода ушел.
В армию Джеваншира призвали в Сумгаите, а вернулся оттуда два года назад еще при жизни отца в Бугурд. Ему захотелось стать рыбаком. Два месяца он лишь помогал рыбакам ставить сети, а на следующие сутки – выбирать их. Рыбаки сразу определили, парень он рукастый, со смекалкой и самое главное – в отличие от многих других людей в открытом море ни днем, ни ночью страха не испытывает. От ватаги ему выдали лодку с мотором и снасть, и он стал рыбачить самостоятельно.
Он часто вспоминал Сумгаит, который навсегда остался в его памяти наиболее подходящим местом для обитания человека. Во сне он иногда бродил по ярко освещенным городским улицам. В Сумгаите по вечерам можно было посидеть с приятелями в кафе, пойти на театральный спектакль с приехавшими гастролерами или посмотреть в широкоэкранном кинотеатре новый фильм. В Сумгаите на море горожане приходили купаться. Повсюду на отлогом берегу были расставлены большие зонты, закупленные администрацией для бесплатной эксплуатации населением. Женщины в разноцветных купальниках лежали в шезлонгах или на мягком песке с набегающей ласковой волной, рядом играли дети, и с расписными коробками с мороженым прогуливались продавцы в белых халатах. Все это навсегда осталось в его сознании как волнующее зрелище утраченного счастья.
К реальностям Бугурда Джеваншира вернул голос председателя поселкового совета.
– Вот теперь все понятно, – сказал он. – Это ты хорошо придумал. Значит, у тебя для покупателей в бассейне всегда заготовлена живая рыба.
– Причем здесь покупатели? Ты хоть и не рыбак, но должен видеть, в Бугурде всегда есть рыба, для этого бассейн не нужен. В любой день рыбы навалом. Ты думаешь, что я возился с этими осетрами, кормил их и каждые пять дней менял воду в бассейне только для того, чтобы продать их?
– А для чего еще? – удивился Кямран-муаллим.
– Сказать откровенно?
– Вот именно, только откровенно, – сказал чрезвычайно заинтересованный Кямран-муаллим.
– Пожалуйста, скажу. Ты, наверно, заметил, что рядом с бассейном стоит стол. По вечерам я сажусь за этот стол и слушаю, как перекликаются совы, и рокочет море. Но поверь мне, самое большое удовольствие я получаю, когда смотрю себе под ноги. В темноте мне кажется, что внизу в воде плещется не осетр, а ты! Бултыхаешься в черном болоте со всеми своими медалями. И будешь там мокнуть столько, сколько мне, Джеванширу, захочется.
Некоторое время Кямран-муаллим добросовестно старался вникнуть в смысл услышанного. Лицо его покрылось багровыми пятнами:
– Ты больной! Больной, сукин сын! Останови машину! – прежде чем захлопнуть за собой дверь, он наклонился к Джеванширу со зловещим голосом. – Теперь я тобой займусь. С огнем играешь, сопляк!
– Огня не вижу, только сырую золу, – в тон ему ответил Джеваншир и поехал дальше. Желтый «Москвич-403», который также достался ему в наследство от отца, был предметом его гордости и каждодневных забот. Машина придавала ему уверенности в себе, иногда у него возникало странное, но приятное ощущение, что вместе с автомобилем они оба составляют единый организм, куда более совершенный, чем развитое во всех отношениях человеческое тело. Это приятное ощущение вернулось только после того, как, не доезжая до чайханы-закусочной, организму удалось избавиться от инородного предмета – Кямрана Садыхлы, никчемного существа, способного расшатать в считанные минуты нервную систему даже такого здорового человека, как молодой рыбак, ведущий исключительно здоровый образ жизни. До сегодняшней встречи Джеванширу довелось встретиться с Садыхлы на близком расстоянии полтора года назад. В тот день Джеваншира вызвали из дома. На улице его ждали незнакомый милиционер и Кямран-муаллим. Кямран-муаллим молчал и при этом старался в сторону Джеваншира не смотреть. Говорил незнакомый милиционер, как выяснилось позже, выпускник милицейской школы этого года. Он потребовал, чтобы Джеваншир немедленно убрал развешанную для просушки сеть. Сеть, как и положено, висела на кольях-растяжках и дорогу никому не загораживала. Джеваншир убедительно объяснил милиционеру, что сеть висит здесь на самых законных основаниях, потому как он всю жизнь развешивал ее именно на этом месте. Джеваншир надеялся, что Кямран-муаллим подтвердит его слова, но тот в разговор не вмешался. Разговор закончился тем, что милиционер, начавший собирать мокрую сеть самостоятельно, поскользнулся и спиной опрокинулся в натекшую с нее лужу. Вследствие чего появились еще два милиционера и отвезли его в райотдел милиции. Вместе с Джеванширом в кутузке оказались еще четыре рыбака, недовольных действиями милиционеров. Здесь их продержали три часа до прихода капитана Азиза Араслы, грозы всех воров, хулиганов и мошенников, который знал в лицо всех совершеннолетних жителей трех населенных пунктов района. Внимательно выслушав своих юных подчиненных, он кивнул головой и как бы вскользь заметил, что задержанные – это честные трудящиеся, и обижать их по пустякам не следовало бы. Дежурному он приказал в связи с происшествием протокол не составлять. Затем в кабинет были приглашены задержанные. Уставившись в рыбаков колючим взглядом, начальник отделения каким-то ржавым неприятным голосом посоветовал им во избежание непредсказуемых последствий впредь распоряжения председателя поселкового совета товарища Кямрана Садыхлы неукоснительно выполнять, так как, будучи полномочным представителем советской власти в Бугурде, он имеет право на всеобщее повиновение в рамках законности. Свое выступление капитан Араслы закончил обращением, которым он всегда заканчивал все свои выступления в стенах вверенного ему отделения милиции:
– Если я не прав, пусть меня кто-нибудь поправит!
Высоким ростом, погонами и торчащими усами над зубастым хищным ртом капитан Азиз Араслы не был похож на человека, с которым хотелось бы немедленно испортить отношения, да и среди пяти рыбаков в этот момент не нашлось ни одного слабоумного. Поэтому на любезное приглашение вступить в полемику никто не отозвался, то есть на этот раз все закончилось миром – рыбакам вернули сети и отпустили домой.
По дороге домой Джеваншир второй раз услышал, уже от рыбаков, что милиция действовала по требованию Кямран-муаллима. В том, что это было досадное недоразумение, никто не сомневался, в Бугурде всем было известно, что осторожный председатель поселкового совета никогда ни во что не вмешивается. В конце концов, если бы Кямран Садыхлы сам попросил рыбаков убрать сети, никто в ответ ему ничего обидного не сказал бы. Сети, конечно, остались бы там же, где сушились, но и ругаться с ним в связи с этим никому в голову не пришло. А тут милиция!
На Джеваншира произвело громадное впечатление, что легендарный капитан Араслы величает председателя поселкового совета чуть ли не хозяином Бугурда и не считает для себя зазорным признаться на людях в том, что выполняет его указания.
На памяти Джеваншира Кямран Садыхлы был председателем поселкового совета Бугурда всегда. Последние двадцать пять лет его переизбирали на этот пост при полном отсутствии других претендентов несколько раз, причем каждый раз единогласно. Призывы председателя райсовета, непременно присутствующего в день выборов на заседании поселкового совета, выдвинуть другие кандидатуры на пост председателя отклонялись. Быть председателем поселкового совета никто из рыбаков не соглашался, считая это занятие невыгодным и бесполезным.
По окончании очередных выборов каждый раз вставал Садыхлы, в теплых выражениях благодарил председателя райсовета и народ Бугурда за оказанное ему доверие и обещал это доверие оправдать.
Вступив в очередной раз в должность, Садыхлы продолжал вести привычный образ жизни, он каждый день приходил в свой пахнущий сыростью кабинет в здании поселкового совета с периодически протекающей крышей. В кабинете стояли письменный стол с телефоном и несколько стульев. При необходимости дополнительные стулья приносили из трех других комнат поселкового совета, используемых за ненадобностью в качестве складов. Несколько раз в месяц Садыхлы вызывал из дома по соседству свою секретаршу Биби-ханым, очень полную даму средних лет с неизменно серьезным, а иногда скорбным выражением лица. Глядя на нее, невозможно было себе представить, что когда-то в прошлом она была молодой или красивой. В зависимости от сезона одета она была либо в бархатное, либо в ситцевое платье. Биби-ханым располагалась в кабинете Кямран-муаллима за вторым столом поменьше с черной пишущей машинкой и составляла по просьбе трудящихся всевозможные справки, которые он заверял печатью и своей подписью. Кямран-муаллим работой своей секретарши был доволен, относился к ней с подчеркнутым уважением и разрешал ей являться на службу, когда этого требуют обстоятельства, по его вызову, то есть два-три раза в неделю.
Осенью Биби-ханым варила из растущих в саду при поселковом совете инжира и вишни варенье. Варенье она бесплатно раздавала соседям, а те в благодарность регулярно присылали ей парочку кутумов, кефаль или берша. Все оставшееся время предметом ее забот были двое внуков – четырех и пяти лет и муж Автандил, бывший рыбак и начинающий поэт. Любимых внуков Биби-ханым родители привозили из Баку весной и оставляли на ее попечении до поздней зимы. Больше всех в заботе Биби-ханым нуждался Автандил, который последние двадцать лет служил сторожем в поселковом совете. В море он давно перестал выходить из-за плохого здоровья, которое резко ухудшилось в одну зимнюю ночь, когда его лодка опрокинулась, а он и два его помощника оказались в ледяной воде. Автандила в бессознательном состоянии подобрали утром военные моряки, а его спутников и лодку так и не нашли. Автандил долго приходил в себя. Из комы его вывели лишь через два месяца. Постепенно благодаря усилиям врачей городской больницы и переехавшей на несколько месяцев в Баку Биби-ханым к нему постепенно вернулись речь и память, а еще через год он научился самостоятельно ходить без костылей. В условиях достижений бесплатного советского здравоохранения со временем он выздоровел окончательно, если не считать хромающей правой ноги и приступов бессильной ярости, в которые он внезапно впадал по причинам творческого свойства. Он часто писал стихи, но ему самому они не нравились. Сеанс стихотворчества обычно заканчивался тем, что он разрывал исписанные листы бумаги в клочья, швырял их на пол и топтал их, выкрикивая проклятия. Единственное произведение поэзии, которое ему нравилось и любил он его до беспамятства, сочинил не он. Это было стихотворение народного поэта Самеда Вургуна «Азербайджан». Его он декларировал так выразительно и громко, что летом при открытых окнах прохожие на улице вздрагивали и ускоряли шаг. На последних строчках Автандил почему-то начинал горько плакать, и тогда Биби-ханым приносила ему на дне стакана немножко тутовой водки домашнего изготовления. Выпив, он замолкал, но в глазах его застывала такая тоска, что Биби-ханым старалась в них не заглядывать.
– Я хочу только справедливости. Вургун за один присест сотворил чудо, а я чем хуже него. Пишу, пишу круглые сутки, а что получается? Куриный понос, – жаловался в эти минуты Автандил.
– Поверь мне, в душе как поэт ты намного сильнее Самеда Вургуна. Станешь старше, будешь писать лучше всех, – успокаивала его Биби-ханым. – Спроси у кого хочешь, для поэта главное – терпение.
Как это часто случается с поэтами, у Автандила был поклонник. Почитатель его творчества рыбак по имени Зохраб, заезжал к нему после каждого посещения коптильного цеха. С собой он привозил шесть бутылок чешского пива и свежекопченый жирный кутум. Под недремлющим оком Биби-ханум они выпивали пиво, в то время как Автандил декламировал «Азербайджан». Дополнительно, по просьбе Зохраба, он иногда соглашался прочитать и стихотворение «Вспоминая тебя» поэта Джавида, но лишь в виде исключения.
Так они жили, Биби-ханым и Автандил, вместе с Кямраном Садыхлы, представляя втроем действующий штатный состав поселкового совета Бугурда.
Бугурд в те времена заметно отличался от всех наиболее захудалых соседних населенных пунктов исключительно в худшую сторону. Скопище невыразительных одноэтажных и двухэтажных домов, расставленных, как попало. Дома были построены из серого камня-кубика с неоштукатуренными и некрашеными наружными стенами, были покрыты кровлей из еще более серого шифера. С южного края поселок вплотную прилегал к морскому берегу и был отделен от суши с севера высокой насыпью железной дороги. Сухопутным путем со всем остальным миром Бугурд сообщался через единственный в округе переезд через насыпь. Шлагбаум здесь установлен не был, отсутствовало и ночное освещение.
Четыре года назад, когда Джеваншир вместе с отцом переехал сюда из Сумгаита, Бугурд показался ему мерзким поселком, не пригодным для обитания людей. С тех пор здесь ничего не изменилось. Такими же грязными оставались узкие улочки без тротуаров и фонарей, где лишь весной на короткое время появлялись чахлые сорняки, которые дружно выгорали с наступлением лета. Рыбаки зелеными насаждениями за пределами своего дома не интересовались. Деревья и цветы росли во дворах, там же сажали огороды, за которыми в основном ухаживали женщины и дети. Не было здесь ни коров, ни овец. Скот и домашнюю птицу население не держало. Объяснялось это, возможно, тем, что в Бугурде не было сельчан, все его жители по происхождению были горожанами. Домашние животные были представлены здесь сторожевыми собаками, кошками и голубями. Воров и грабителей в Бугурде не было, и скучающие собаки были вынуждены гоняться за посторонними кошками, регулярно проникающими во дворы в поисках любовных приключений. На своей территории эти же кошки бескорыстно охотились на залетных соседских голубей. С наступлением зимы кошки забывали о развлечениях и стеной вставали на пути крохотных мышей-полевок, когда, спасаясь от холода, эти дикие неукротимые животные стаями устремлялись к человеческому жилью, где надеялись обрести домашний уют в условиях нормальной температуры и усиленного питания. Весной полевки добровольно возвращались в свои норки.
Всего несколько человек, в их числе отец Джеваншира с сыном, появились здесь относительно недавно, другие являлись потомками рыбаков, которые еще полтора века назад стали приезжать из Баку на пустынный берег наниматься на сезонную работу. Здесь они основали ватагу и построили для проживания дома на «один сезон». Постепенно рыбаки перестали ездить в Баку, стали обзаводиться семьями здесь же и селиться в вышеупомянутых времянках, совершенно не пригодных для обитания детей и пожилых родителей…Со временем крошечное рыбачье поселение преобразилось в большой поселок Бугурд, состоящий в основном всё из тех же домов «временной» архитектуры. Для их обитателей из года в год полноценная жизнь начиналась за пределами поселка. В Бугурде так и жили – много работали и копили деньги на несколько дней настоящей жизни в Баку. Телевизоры в Бугурде были почти у всех, но сигнал с вышки до них не доходил, и они стояли выключенными в ожидании лучших дней. Единственный телефон был установлен в поселковом совете и почти всегда работал.
После смерти отца студент-заочник Джеваншир собирался продать дом и уехать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от Бугурда. Он раздумал, когда в один прекрасный день неожиданно осознал, какая это замечательная профессия, которой он неплохо овладел, – профессия рыбака. Он понял, что его занятие – одно из редчайших, может быть, единственное в стране, которое делает человека свободным и независимым от начальства, служебного распорядка и обязанности отчитываться о результатах деятельности раз в день или год. Но, конечно же, это был очень тяжелый труд, многим он оказался не под силу, но Джеваншир этого не замечал. Усталость в нем проходила быстрее, чем накапливалась за день, и ему в голову не приходило, что когда-нибудь что-то может измениться. Рыбаки были подвержены многим профессиональным болезням, самыми безобидными из них считались ревматизм и радикулит, но чаще они умирали по разным причинам, и, как правило, умирали гораздо раньше, чем им полагалось бы. Джеваншир был совсем не глуп, но представить себе свою смерть не мог, наверно, поэтому он ее не боялся и ни разу не подумал о том, что он может умереть, даже в самые плохие дни своей рыбацкой жизни, когда рядом с ним гибли его товарищи по ватаге.
С того дня, как он побывал в милиции, он часто вспоминал Садыхлы. Он не мог понять, как получилось, что главой поселка стал Кямран Садыхлы, человек, по всеобщему мнению неумный и в придачу бесхребетный и малоподвижный, как июльская медуза. Бездельник в почтенном возрасте, за всю свою жизнь пальца о палец не ударивший для того, чтобы Бугурд перестал быть похожим на временное убогое прибежище для проходимцев без роду и племени. Джеваншир не удивился, узнав, что Кямран-муаллим и в молодости не очень подвергал себя изнурительному труду. Он был весовщиком и как юридическое лицо должен был стоять у весов склада ватаги. Этим его участие во взвешивании улова ограничивалось. Вес улова собственноручно записывался бригадиром по имени Муртуз Савалан в большую учетную книгу. После чего Кямран Садыхлы, не заглядывая в книгу, запирал ее в сейф, а ключ отдавал Муртузу Савалану. Если не считать свадеб и похорон, рыбаков Бугурда можно было увидеть собравшимися вместе лишь во время сдачи улова. В других коллективных мероприятиях рыбаки за все время существования ватаги замечены не были. Каждый жил сам по себе. Дальнейшей судьбой выловленной продукции рыбак не интересовался, так как знал, что вся она без остатка будет продана и свою долю в конце недели он наверняка получит.
В тот же день весь улов целиком отправлялся в Баку крупным перекупщикам, постоянным клиентам Муртуза. Кроме Баку, икрой и рыбой снабжались рынки Москвы, Тбилиси и других городов, куда скоропортящийся продукт отправлялся вечерними авиарейсами.
Друг Джеваншира Зангезур Таривердиев рассказал Джеванширу, что на фронте Садыхлы не был, всю войну он прослужил в войсках противовоздушной обороны в Баку. Боевыми медалями он был награжден за исправное обслуживание аэростатов, то есть в составе одного из подразделений ПРО накачивал их воздухом и затем подвешивал на канатах над городом, чтобы они спутали планы фашистским летчикам, прилетавшим бомбить Баку. Как выяснилось позже, немцы бомбить нефтяной Баку не собирались, но ярко освещенные прожекторами серебристые аэростаты под пронзительные звуки сирен плавно взмывали с наступлением темноты в воздух, чем доставляли радость истосковавшимся по развлечениям детям.
Известно, что долгое обдумывание иногда приводит к решениям, способным удивить мир. Приблизительно нечто подобное в тот вечер случилось с Джеванширом. Правда, удивился не весь мир, а один его представитель по имени Зангезур.
Он и его друг Зангезур сидели в чайхане-закусочной и пили пиво с копченым кутумом. Редкое имя Зангезур мальчик получил в наследство от вздорного столетнего прадеда в середине прошлого века, навсегда переехавшего из Зангезура в Бугурд. Настоящим именем его называли очень редко, обычно – Зохрабом. В детстве некоторым злокозненным знакомым больше нравился вариант – Зурна, но после того, как мальчик вырос в здоровенного парня с несговорчивым нравом, все пришли к убеждению, что слово Зохраб звучит изысканнее. Согласно данным призывной комиссии военкомата, рост Зохраба составлял один метр девяносто один сантиметр, и в год призыва в армию он считался самым высоким парнем в Бугурде. Будучи, что называется, писаным красавцем, он привлекал к себе женские взгляды везде. Будь то в Бугурде или Ахалкалаки, где Зохраб служил в армии, и даже в Баку, куда он регулярно наезжал либо по делам, либо ради увеселения души в свободное время. Однажды в Баку его пригласили сниматься в кино, это было приятно, но оказалось, что перед объективом он сразу терял способность нормально говорить и двигаться. Из-за страха перед кинокамерой от проб он отказался. Режиссеру Зохраб объяснил, что рыбаки Бугурда со вчерашнего дня встали на круглосуточную трудовую вахту, вследствие чего на киностудию он больше не приедет. Режиссер понимающе улыбнулся и пожелал ему получить за трудовые успехи орден.
– Ты, наверно, знаешь, когда в Бугурде будут выборы председателя поселкового совета? – спросил Джеваншир.
– Если бы я знал, когда и где происходят выборы, то давно уже был бы министром, в крайнем случае, директором рыбокоптильного завода – усмехнулся Зохраб.
– Узнать можешь?
– Зачем тебе?
– Хочу, чтобы в этот раз председателем выбрали меня, – серьезным тоном сказал Джеваншир.
Зохраб вытаращил глаза:
– С ума сошел? Ты знаешь, какая у него зарплата? А я знаю. Когда мне сказали, я не сразу поверил – шестьдесят пять рублей, причем в месяц. На прошлой неделе в «Интуристе» я заплатил за ужин на восемь человек семьдесят рублей. За один паршивый ужин! Джеваншир, скажи, что шутишь.
– Дело не только в Садыхлы и его кабинете, – усмехнулся Джеваншир. – Мне не нравится Бугурд. Хочется сделать, чтобы здесь все изменилось.
– Зачем? – забеспокоился Зохраб. – Живем нормально. Никто не жалуется.
– Все равно кое-что изменить хочется. Это долгий разговор. Лучше ты скажи, по какому поводу ты устроил в «Интуристе» банкет?
– Не банкет, а обычную вечеринку, пригласил девушку, а чтобы не смущалась, и ее друзей.
– А что за девушка?
– Замечательная девушка. Я давно с ней встречаюсь. Ты даже представить себе не можешь, какая она красивая.
На следующий день Зохраб сообщил Джеванширу, что выборы состоятся двенадцатого октября, то есть через двадцать пять дней. В поселковый совет входят одиннадцать человек, семь рыбаков, три школьных преподавателя и один электрик. Некоторым из них Зохраб по секрету сообщил о желании Джеваншира стать председателем совета.
– Ну и что они сказали?
– Все очень развеселились, но никто не возражал. Слушай, еще не поздно. Ты не раздумал? Очень хорошо. Ты меня пригласил на выборы, а я прошу тебя прийти на мою свадьбу. В воскресенье.
Зохраб объяснил, что он и его невеста Шахла решили ускорить свадьбу, выполняя пожелание престарелого отца, который хочет увидеть счастье любимой дочери, не откладывая в долгий ящик.
– Мудро. Сколько лет престарелому отцу?
– Не знаю.
– Он же твой родственник.
– У меня много родственников, я не могу о них все знать – сказал Зохраб. – Знаю только, что он старый и веселый. Когда меня видит, радуется. Хочет, чтобы мы поскорее поженились во избежание неприятных случайностей.
– Каких? – не унимался Джеваншир.
– Откуда я знаю. Он не говорил, сказал только, что так будет лучше. Может быть, боится помереть раньше времени. Знаю только, что в его возрасте люди бывают в таких делах осторожными.
Согласно воле покойной мамы Шахлы, свадьбу предполагалось отпраздновать дважды: на первую были приглашены друзья молодоженов, на вторую, через неделю, – родственники и сослуживцы отца.
К приезду Зохраба и Джеваншира в доме невесты в курортном городке Бузовны собрались самые близкие друзья, составившие группу сопровождения невесты. От ворот к дому вела широкая аллея высоких старых кипарисов.
– Удивительно. Во всем Бугурде нет ни одного кипариса, а в Бузовны они, как сорняки, куда ни посмотришь – кипарис.
– Бесполезные деревья. Тени не дают. На уголь тоже не годятся. Из-за них шашлык пахнет шишками.
– Нервничаешь перед свадьбой!
– Так полагается.
Все расселись по машинам, и колонна по ярко освещенным вечерним улицам направилась в ресторан. В разукрашенной разноцветными лентами с куклой на капоте головной машине кортежа ехали красавица невеста с женихом и две ее подружки.
За ними шла черная «Волга» с Джеванширом вместе с тремя подружками невесты. Кортеж из восьми автомобилей возглавляла машина ГАИ, которая световыми и звуковыми спецсигналами подчеркивала важность радостного события. К этому времени Джеваншир знал, что все участники свадьбы уже собрались и ждут жениха и невесту в лучшем ресторане курорта «Гилавар». Еще Джеваншир узнал, что «Гилавар» и еще два ресторана принадлежат «престарелому» отцу Шахлы, бодрому пятидесятитрехлетнему лысому человеку с зорким взглядом и небольшим брюшком.
Машины выехали на небольшую площадь перед рестораном. Погода стояла теплая, и поэтому столы были накрыты на просторной веранде.
Для встречи молодоженов перед входом выстроился оркестр. Невеста и жених, а за ними сопровождающие уже совсем близко приблизились к веранде, где их стоя встречали гости, когда совсем рядом с ними в кустах олеандра оглушительно грянул фейерверк.
От неожиданности вздрогнули все. А испуганный оркестр подпрыгнул на всех своих двадцати восьми ногах, выронив при этом на отделанный керамической плиткой пол бас-саксофон своего руководителя.
Джеваншир стоял близко и между двумя залпами отчетливо услышал, каким сочным изощренным матом прокомментировала неожиданный фейерверк подружка невесты, высокая крашеная блондинка с вызывающе выступающим бюстом. Отныне для него стало фактом, что самые крепкие ругательства рыбаков Бугурда будут казаться ему лепетом рассерженного младенца.
– Перестань причитать, – сказала сохранившая спокойствие невеста. – Фейерверка не видела? Успокойся.
– Какого хрена, успокойся! У меня трусики насквозь промокли. Ладно, я успокоилась, а дальше что? С меня же капает.
– А ты не смотри вниз.
– Какой осел додумался так пугать людей?
– Папашка мой, кто еще. Скажу ему, чтобы послал на дачу за трусами. А пока терпи.
Свадьба удалась на славу. Дорогие напитки лились рекой, почтительные официанты подносили блюдо за блюдом, то и дело произносились тосты с пожеланиями счастья молодоженам и всем присутствующим. Оркестр беспрерывно играл зажигательные танцы. Танцевали все. Шахла и Зохраб возвращались к столу в перерывах между танцами лишь для того, чтобы выпить. Несомненно, во всем зале они выглядели самой красивой парой. «Престарелый» папашка лихо отплясывал твист со сменившей нижнее белье подружкой невесты. После танца он в знак полного примирения был вознагражден поцелуем в лоб. Какая-то незнакомая девица в возникшей неразберихе дважды по ошибке садилась на колени Джеваншира. Каждый раз она уверяла его, что он ее беглый паршивый суслик. Оба раза девицу уводил ее приятель, по странной случайности, внешне напоминающий холеным, сужающимся к острому подбородку лицом, косыми бачками и гладко зачесанными назад волосами суслика, впрочем, вполне здорового. Уводя на подгибающихся ногах девицу, вежливый суслик непостижимым образом движениями пальцев свободной руки каждый раз убедительно выражал сожаление в связи с поведением рассеянной подружки. Апофеозом свадьбы стал танец на столе в исполнении невесты и ее подруг. Утомленных танцовщиц, как были босиком, снимали со стола и относили на руках в подъехавшие к входу машины. Официантам в помощи было отказано в категорической форме. Им было приказано собрать туфли и попарно разнести их по соответствующим машинам.
У Джеваншира от этой свадьбы остался неприятный осадок, но сказать это Зохрабу он не решился. Спустя два дня Зохраб заговорил сам:
– Отец Шахлы умный и дальновидный человек. Он лучше нас с тобой понимает, какие у его дочери приятели. В городе эта компания всем известна. Фарман и свадьбу для них устроил в Бузовны, лишь бы подальше от Баку. Фарман говорил мне, что сами себя они называют богемой, а, по-моему, все они были и остаются уличной шпаной. Он очень надеется на меня. Попросил меня, чтобы я из Бугурда ее не выпускал. Договорились, что в город будем приезжать вместе. Я с ним согласен. Шахла – умная, красивая девушка, и мы любим друг друга, поэтому я дал слово Фарману навсегда покончить с этой компанией. Ты пойми, кроме того, что я простой рыбак, я еще его родственник, а для зангезурца это самое главное. Он уговаривает меня поступить в любой институт. От меня требуется только подать заявление, поступление гарантирует он. Принимать от тестя одолжения – самое последнее дело. Слушай, ты знаешь, что такое богема?
– Что тебе сказать? Люди они как люди. Ходят в дорогих лохмотьях. Собираются вместе, курят что попало, пьют, танцуют, разговаривают о чем-то своем.
– И еще, надо не надо, ругаются матом, – вслух подумал Зохраб.
– Значит, богема, не сомневайся.
– Ее отец прав. Надо и мне, и Шахле держаться подальше.
– От кого?
– От богемы, от кого же еще.
– Имей в виду, – посоветовал Джеваншир, – богема, она разная бывает. Возьмем, например, тебя и Автандила.
– Ну? – с возросшим интересом сказал Зохраб.
– При встрече вы пьете, курите и беседуете о поэзии. Разве что не танцуете. Значит…
– Молодец. На глазах умнеешь, – похвалил приятеля Зохраб и, проверив, при нем ли ключи от машины, отправился к жене.
Председатель поселкового совета Кямран Садыхлы удивился, увидев Джеваншира в своем кабинете. Поздоровался он с посетителем очень сухо, но сесть все же предложил. Выслушав Джеваншира, Садыхлы усмехнулся с видом человека, в уме приготовившего удачный ход. Прежде чем ответить, он попросил Биби-ханым принести его письмо в райисполком.
– Биби-ханым, передай, пожалуйста, Джеваншир-муаллиму мое заявление.
Впервые в жизни названный муаллимом, Джеваншир прочитал заявление Садыхлы в адрес председателя райисполкома, в котором он самым убедительным образом просил освободить его от обязанностей председателя в связи с плохим здоровьем и длительным переутомлением.
– Прочитали? Я знаю, вы все думаете, что сидеть здесь – это большое удовольствие. Я давно хотел уйти, но райисполком меня не отпускал. Некем, говорят, заменить. Я даже начал бояться, что в Бугурд пришлют председателем кого-нибудь со стороны. С председателем райисполкома я договорюсь по телефону. Завтра он будет ждать вас с паспортом, военным билетом и заполненной анкетой в три часа, это время приема, в своем кабинете.
– А это еще зачем? Я не знал, что председателя поселкового совета назначают в райсовете. Выборы отменяются?
Садыхлы посмотрел на Джеваншира с нескрываемым сожалением и протянул ему бланк анкеты:
– Уважаемый товарищ Тагиев, не все так просто. Прежде чем ваша кандидатура будет поставлена на голосование, она должна быть одобрена в районном совете. Если после этого в результате голосования вы будете избраны председателем, то и этого недостаточно для того, чтобы вы вступили в должность. Вы меня поняли? На законных основаниях вы будете считаться председателем лишь после того, как решение поселкового совета будет утверждено председателем райсовета. Только так. И это очень правильно, иначе начнется анархия и хаос! – От самой мысли о возможных последствиях самовольных выборов верхнюю часть Садыхлы над письменным столом слегка передернуло.
До этого он даже предположить не мог, что Кямран Садыхлы способен на столь обильное словоизлияние, посредством которого он только что попытался внедрить бесценные сведения в собеседника. Джеваншир понял, что только что он был ознакомлен с одним из принципов советской служебной этики.
На следующий день, захватив с собой документы, он отправился в райисполком. В приемной ждали своей очереди люди, но опытная секретарша, по каким-то известным ей признакам угадав в посетителе, вошедшем в дверь, Джеваншира, пригласила его в кабинет.
Председатель райисполкома сказал, что Садыхлы рекомендовал Джеваншира с лучшей стороны. После того как они немного поговорили о Бугурде и его жителях, председатель внимательно прочитал анкету и попросил внести небольшое дополнение в графу образование, где Джеванширом было указано, что он является студентом четвертого курса университета. Там же в кабинете Джеваншир своим почерком вписал в эту графу, что образование у него неполное высшее. Председатель райисполкома, Тогрул Мамедов, судя по внешнему виду и манерам, явный горожанин одних лет с Джеванширом, поглядывал на посетителя, не скрывая удивления. В конце встречи не удержался и спросил, действительно ли Джеваншир собирается и в дальнейшем жить в Бугурде? Джеваншир сказал, что Бугурд ему нравится, и он никуда оттуда не уедет. В ответ председатель исполкома сочувственно улыбнулся, но бодрым голосом сказал, что желание Джеваншира он одобряет и поддерживает. На прощание сообщил, что кандидатура Джеваншира представлена на утверждение в райком и, он уверен, будет там одобрена.
Выборы председателя поселкового совета состоялись через три дня, длились полчаса и прошли успешно. Открытым голосованием Джеваншир был избран единогласно.
Все разошлись, и в кабинете остались Джеваншир и Зохраб.
Биби-ханым подала чай и ушла, захватив с собой протокол заседания для того, чтобы сегодня же доставить его в райисполком.
– Ну? – спросил Зохраб, – ты хотел стать председателем и стал им.
– Спасибо за поздравления. Между прочим, тебя тоже избрали членом поселкового совета.
– Ты лучше скажи, для чего ты сделал членами совета четырех пенсионеров из прежнего состава и к ним в придачу Кямрана Садыхлы? А учителя истории? Он же с трудом может вспомнить, как его зовут. Из одиннадцати членов совета пять инвалидов. Для чего?
– Ради традиций. Эти старики в совете нужны. Я хочу, чтобы в Бугурде появились традиции.
– Какие еще традиции?
– Разные. Если уж мы здесь живем, то желательно, чтобы они появились. Жить там, где не существует никаких традиций, неприятно. Ты сам это не чувствуешь?
– Давно чувствую, что ты какой-то особый зверь, поэтому никогда не знаю, чего от тебя ждать, – хмуро сказал Зохраб. – Ты обещал после выборов объяснить, для чего понадобилось идти в председатели. Можешь объяснить?
Если бы Джеванширу самому был известен ответ, он, конечно, откровенно ответил бы своему другу. Но то, что он знал о себе и своих истинных намерениях, было только частью правды, а сама правда была для него тайной за семью печатями, притом, что он даже не подозревал ни о существовании запечатанной двери, ни о ценностях, спрятанных за нею. Джеваншир очень удивился бы, узнав, что от рождения является активной частичкой огромного живого организма, которым, несомненно, является государство. Активных клеток в любом организме несоизмеримо, в миллионы раз меньше, чем всех остальных, инертных, регулярно отмирающих по завершении жизненного цикла. Согласно сведениям из вполне надежных источников, именно эта активная часть является основной причиной возникновения и развития всех процессов, начиная от полезных и кончая убийственно необратимыми в живом организме, именуемого государством.
Зохраб слушал не перебивая. Ему давно наскучили рассуждения Джеваншира о необходимости срочного введения мер, могущих вывести Бугурд из его нынешнего бедственного положения.
Оживился он лишь, когда Джеваншир перешел к планам коренного улучшения материального обеспечения рыбаков. Он отодвинул от себя блюдце с вареньем и слушал, не спуская глаз с Джеваншира.
– Тебе известно, что рыбаки, в том числе и мы с тобой, живем в Бугурде по законам рабовладельческого общества.
– Нет, мне это неизвестно! – твердо заявил Зохраб. – И ты мне говорил, что политикой не занимаешься.
– Это не политика, а бухгалтерия. О ней пару слов можно сказать? Ты когда-нибудь в книги учета заглядывал? Конечно, нет. Их никто не видел, кроме Муртуза Савалана. Тебе нравится, как расплачиваются с рыбаками?
– Расплачиваются каждую неделю. Кто сколько заработал, столько и получает. Ну?
– Ты прав, в конце недели Муртуз выдает рыбакам их долю. Остальные деньги за улов Муртуз делит и каждую неделю выдает рыбнадзору, сборщикам налогов, санитарным врачам, базаркому и перевозчикам и еще долю своему покровителю-начальнику «наверху». Все довольны. Остаток Муртуз забирает себе. Это продолжается двадцать лет. Рыбакам он выдает в лучшем случае десять-двенадцать процентов от заработанных денег.
– Я в цифрах не разбираюсь. Лучше скажи, что это означает.
– Что это означает? Сколько тебе выдали последний раз?
– Сорок три рубля.
– Это означает, дорогой мой Зохраб, что Муртуз кладет в карман сотни тысяч рублей, заработанных рабами, в том числе тобой и мной. И это продолжается двадцать лет.
Зохраб надолго погрузился в раздумье. Джеваншир, затаив дыхание, ждал, что он скажет.
– Ну и какой из этого выход?
– Ты представь себе, что на эти деньги можно сделать. Мы бы преобразили Бугурд…
– Опять Бугурд!… Допустим, в Бугурде все рабы, кроме тебя. Может быть, ты знаешь, как нам вернуть деньги?
– Знаю. Я все продумал. Только без твоей помощи у меня ничего не получится.
– Прежде скажи, что ты собираешься сделать.
– Ничего особенного. Приказом председателя поселкового совета изолировать Муртуза от ватаги, то есть уволить его с должности бригадира и начать новую зажиточную жизнь.
Зохраб с интересом рассматривал свои руки, выглядывающие из засученных рукавов.
– Сегодня ты сказал, что, женившись, я стал нервным. Ты прав. Посмотри, – Зохраб показал свои руки. – Ты сказал, Муртуз? У меня мурашки забегали по коже. Видишь, волосы на руках торчат дыбом. Забудь. Тебе с ним не справиться. И запомни, хозяин Бугурда – Муртуз.
Джеваншир безрадостно усмехнулся:
– Понял. Муртуза мне придется убирать без тебя. Попытаюсь.
– Я знал в Бугурде трех человек, которые не нравились Муртузу. Один из них пропал в безветренную погоду в море. Нашли только опрокинувшуюся лодку. Рыбака так и не нашли, хотя обычно всплывшие тела прибивает к берегу, если к ним не привязать что-нибудь тяжелое. А двух других изуродовали в городе. За что бьют, им не сказали.
– Это в прошлом. Я говорю с тобой о том, что нам предстоит сделать.
– В прошлом или будущем, если колени арматурой разбить в осколки, человек остается инвалидом навсегда. Ты видел продавца сигарет в инвалидном кресле? Его зовут Микаил. Ходить он уже никогда не будет. А кресло ему в знак дружбы подарил Муртуз после того, как Микаил извинился и вернул ему долг, которого никогда не брал. Ты понял?
– Все понял. Понял, что после того как меня убьют или перебьют колени, воевать с Муртузом в одиночку придется тебе.
Зохраб озабоченно покачал головой:
– Если Муртуз узнает, что против него что-то затевается, нам с тобой в тот же день придется уехать из Бугурда.
– Есть еще одна сторона этого дела, – сказал Джеваншир.
– Ну?
– Каждый из нас двоих физически сильнее Муртуза и намного умнее него. А он считает нас простаками и отбирает у нас за просто так деньги. Это же несправедливо, ты согласен?
– А кто спорит?
– Вот и я говорю, мы должны это исправить. Больше некому.
– Имей в виду. Муртуз подполковнику Араслы не по зубам. Свои дела он обделывает поверх головы начальника районной милиции. В случае чего, тот даже пикнуть не посмеет. Савалану отдаст честь, а у тебя спросит: простите, а вы кто? – Зохраб очень похоже изобразил Араслы, и Джеваншир рассмеялся.
На посту председателя поселкового совета Джеваншир с первых же дней развил кипучую деятельность. В райисполкоме он теперь был частым гостем. Председатель райисполкома удивился, узнав, что в Бугурде нет почтового отделения, и почта – письма и газеты – доставляется в Бугурд в одном мешке раз в месяц, и сразу же приказал в трехдневный срок покончить с этим безобразием. Руководителю телевидения он в присутствии Джеваншира сообщил как очень неприятную новость о том, что в двух шагах от Баку в Бугурде все жители по техническим причинам лишены возможности наслаждаться телевизионными передачами и ему не хочется, чтобы случайно об их общем позоре узнали в Баку. Телефонизацию Бугурда он предложил наладить постепенно совместными усилиями – Джеваншир должен был написать письмо в Министерство связи, а он со своей стороны обеспечит его доставку служебной почтой райисполкома.
Решить проблему с уборкой мусора оказалось сложнее. Испокон веков жители Бугурда выбрасывали мусор, куда попало, лишь бы подальше от дома. Это не устраивало сборщиков мусора, они сказали Джеванширу, что будут увозить мусор только после появления мусорных ящиков. Джеванширу пришлось дважды посетить Баксовет, прежде чем ему удалось договориться о покупке в рассрочку восьмидесяти пяти ящиков. Через две недели свежеокрашенные оранжевые ящики были доставлены в Бугурд и через равные промежутки расставлены на улицах. Толку от этого оказалось мало. Несмотря на уговоры членов поселкового совета, жители предпочитали прежний способ, они продолжали складывать мусор, где попало, но не в мусорные ящики.
Тем временем в условиях полной секретности Зохраб вел переговоры с рыбаками, заслуживающими, по его мнению, доверия.
Приближался день решительных действий.
В полдень в поселковый совет приехал молодой рыбак Ганифа, из-за глаз навыкате и тонкого лица, расположенного у основания выдающегося носа, известный в узком кругу коллег под кличкой Вобла. Он сообщил Джеванширу, что в Бугурд прибыл Муртуз Савалан в сопровождении трех спутников очень неприятной внешности. Сейчас они находятся на берегу на складе, где, вдребезги разбив палкой новые электрические весы, беседуют с рыбаками о текущих делах.
Джеваншир поинтересовался, что в свою очередь сказали Муртузу рыбаки. Вопрос ему удалось задать почти безразличным тоном. Спросить, что сказал Муртузу Зохраб, он не решился.
– А что можно сказать Муртузу Савалану? – удивился Вобла. – Жить никому не надоело. Он всех обругал, сказал, что прежде принимал нас за людей, но ошибался.
– Неужели ни один человек не обиделся, не поспорил?
– Никому жить не надоело.
– А что сказал Муртузу Зохраб?
– Зохраба не было.
Джеваншир решил, что ослышался.
– Ты ошибаешься. Этого не может быть.
– Своими глазами видел, Зохраба не было. Были все, кроме Зохраба.
Воблу расстроенный Джеваншир слушать перестал. Разговаривать было не о чем.
А Ганифа в свою очередь понял, что при помощи тонких намеков с Джеванширом разговаривать бесполезно.
– Короче говоря, они вооружены, я сам видел. И очень злы на тебя, – заявил Вобла. – Могут убить, в крайнем случае покалечить. Здесь тебе оставаться опасно!
– Ты можешь помолчать? А теперь исчезни. Всё! – раздраженным тоном сказал Джеваншир.
Ганифа с сожалением посмотрел на Джеваншира:
– Умные люди сказали, что сегодня тебя убьют! Теперь я тоже так думаю. Вернусь в ватагу и скажу, что уговаривал тебя уехать, а ты остался. Все, я поехал.
Джеваншир понял, что надеяться на помощь Зохраба не стоит.
Ему очень не хотелось этого делать, но пришлось – Джеваншир позвонил в райотдел. Подполковник Азиз Араслы оказался на месте.
– Вы никуда из поселкового совета не отлучайтесь. Мы скоро будем, – выслушав Джеваншира, сказал подполковник Араслы. В ожидании гостей Джеваншир снял со стены ружье и прислонил его к столу со своей стороны.
В окно Джеванширу было видно, как из «Волги» вместе с Саваланом вышли три человека с отталкивающей на любой вкус внешностью и направились к лестнице. Приказав телохранителям дожидаться его указаний в приемной, Савалан, вызывающе топая, вошел в комнату и без приглашения уселся напротив хозяина кабинета.
– Ты откуда здесь взялся, убогий? – не поздоровавшись, обратился он к Джеванширу. На Савалане был надет не по возрасту модный финский костюм, с черным галстуком, на котором красовался золотой зажим с крупным камнем.
– Меня зовут Джеваншир Тагиев. Работаю здесь председателем поселкового совета. Это мой кабинет, – приветливым голосом ответил Джеваншир, – Биби-ханым, налейте, пожалуйста, нам чай.
Савалан окинул его оценивающим взглядом.
– Ты глупый или впрямь не понимаешь, что за то, что ты здесь натворил, тебя придется убить? – презрительно спросил он.
Это была открытая угроза. Муртуз Савалан с начала встречи повел себя решительно, но Джеваншир еще не определил, как в ответ должен поступить он. Вдобавок его отвлекала мысль о том, что в любой момент в кабинет могут ворваться телохранители Савалана.
– Варенье будете? Вишневое, очень вкусное, – подумав, любезным голосом гостеприимного хозяина предложил Джеваншир.
Варенье действительно было вкусное. Биби-ханым регулярно выставляла на стол большую вазу с двумя килограммами свежесваренного варенья, и этого количества хватало всем посетителям кабинета на полтора месяца постоянного умеренного потребления.
– Какое еще варенье, какой чай?! Оказывается, ты совсем глупый! Я зашел, потому что мне было интересно на тебя посмотреть. Теперь все стало понятно, надо срочно проломить твою наглую башку и сразу после этого утопить.
Кажется, Джеваншир растерялся. Действуя как во сне, он обошел стол и, встав перед Саваланом, улыбаясь, потрогал голову.
– Вы говорите о моей голове, этой? – вежливо спросил он тоном щепетильного человека, желающего по возможности избежать случайных ошибок.
– Этой, этой! И топить тебя будут постепенно, сперва ты будешь в сознании, а потом умрешь совсем.
Именно после этой фразы Джеваншира вдруг осенило, что терпеть и дальше наглое поведение Савалана нельзя ни при каких обстоятельствах. И еще он понял, что поставить Савалана на место в этом кабинете обязан он, только он, Джеваншир. Должен сделать незамедлительно все сам, не прибегая к помощи со стороны.
– Кроме варенья, ничего предложить не могу, – с сожалением сказал Джевашир. Неторопливо вынув из вазы раздаточную ложку и аккуратно отложив ее, он правой рукой взял со стола увесистую вазу и надел ее со всем содержимым на голову рыбного короля Баку и его окрестностей Муртуза Савалана. Похоже, для того это оказалось полной неожиданностью. Савалан рванулся было с места, но после того, как Джеваншир изо всех сил усилил нажим сверху, его тело вдруг перестало дергаться, обмякло и, подобно увесистому шмату теста на стуле, стало равномерно расплываться во все стороны. Внезапно прекратилось и хрюканье, в первое мгновение прозвучавшее как свирепый рык. Савалан теперь лишь громко икал и жадно ловил ртом воздух. Варенье ручьями стекало по нему подобно потокам лавы по склонам грязевого вулкана. Некоторое время в поселковом совете стояла тишина. Савалан, выпучив глаза, продолжал неподвижно сидеть на месте. Он не шелохнулся и тогда, когда Джеваншир, стараясь не испачкаться, свободной левой рукой засунул ему в нагрудный карман пиджака раздаточную ложку.
Биби-ханым по первому крику определила, что Автандилу угрожает опасность. Издавая пронзительные вопли, похожие на устрашающие шумовые эффекты катера береговой охраны, она сорвалась с места и, пробежав мимо Джеваншира, выскочила наружу. Все узнаваемые крики затихли, зато значительно усилился общий шум неизвестного происхождения.
Джеваншир машинально все еще продолжал вращать на голове Муртуза вазу, но ему не давал покой шум за окном кабинета.
Тихо ступая, чтобы не вывести Муртуза из состояния покоя, он за его спиной вышел из кабинета.
Первое, что он увидел, временно расставшись с Муртузом, был Автандил, лежащий с окровавленной головой у подножия лестницы. Над ним склонилась Биби-ханым, она заламывала руки и причитала, но уже гораздо умереннее, чем в первую минуту.
Еще чуть поодаль человек пятнадцать рыбаков, уложив лицом вниз на землю телохранителей Муртуза, вязали их по рукам и ногам обрезками сетей. И рыбаки, и телохранители при этом излишне суетились и ругались гораздо громче, чем требовалось по ситуации.
Полную картину происшедшего удалось восстановить позже с помощью очевидцев. На невнятные призывы Муртуза в кабинет устремились его телохранители, на пути которых встал Автандил. Он не успел им до конца вежливо объяснить, что посетителям дозволено заходить в кабинет только по приглашению помощницы председателя – Биби-ханым. Не дослушав, его развернули, пнули ногой в живот и несколько раз ударили головой о стенку. Автандил решил, что это не только больно, но и оскорбительно. Их было трое против одного, и несгибаемый гордый поэт решил пойти ва-банк. Он растопырил указательный и безымянный пальцы правой руки и ткнул ими в ближайшую пару глаз. В ответ заорали в три голоса. Отложив вторжение в кабинет, рассвирепевшие телохранители схватили Автандила за шиворот и в два приема дошвырнули его до выхода из вверенного ему учреждения. В дверях Автандил еще продолжал героически сопротивляться руками и ногами, одна из которых была хромой, но после того, как разбитым стеклом двери ему поранило голову, героическое сопротивление было сломлено. Автандила выволокли наружу и так умело сбросили с крыльца, что тело благополучно, не задев в полете лестницу, плашмя упало на вымощенную камнем дорожку. От неожиданной острой боли в сломанном ребре Автандил закричал. Это был тот самый крик, после которого Биби-ханым сорвалась с места и с включенной сиреной помчалась спасать Автандила.
Общий шум совместно создавали рыбаки и телохранители. Прибывшими рыбаками руководил Зохраб. Первым делом они отобрали у связанных охранников оружие – пистолет и два кастета, после чего уложили их лицами вниз, а во избежание случайностей прижали их к земле ногами.
Зохраб на коленях стоял над Автандилом и уговаривал показать того, кто его бил.
– Меня?! Бил?! – возмутился Автандил и попытался с кряхтеньем приподняться, но тут же со стоном упал на спину. – Зохраб, тебе не стыдно говорить мне такие вещи? Была общая драка, но подвела хромая нога, и я упал с лестницы.
– Ладно, ладно, все сам узнаю, – пообещал Зохраб и заторопился навстречу Джеванширу, который, завидев Зохраба, радостно заулыбался.
– Ну и чему мы радуемся? – мрачно поинтересовался Зохраб.
– Встретил тебя здесь, обрадовался, мне много не надо.
– Знать бы еще, чем все это закончится. А где товарищ Савалан?
– В кабинете, страдает.
Зохраб почему-то решил, что Муртуз ранен:
– Ты хоть сам понимаешь, что натворил?
– А ты?
– А что я? Я здесь. А что дальше?
– Самому интересно.
Они еще разговаривали, когда рядом с ними резко затормозили две милицейские машины.
Азиз Араслы, сохраняя на лице невозмутимое выражение, некоторое время разглядывал представившуюся его взору картину, оценка непростой ситуации нуждалась в предварительном размышлении.
Решение было принято после того, как один из лежащих на земле телохранителей, на которых появление милиции, кажется, произвело неприятное впечатление, разразился новой порцией угроз и грязных ругательств в адрес Джеваншира, рыбаков и всей их родни по женской линии. Лежа лицом вниз с залепленным грязью ртом ругаться трудно, поэтому некоторые слова доносились до слушателей в частично невнятном виде.
– Поднимите его с земли, я толком не расслышал, что он хочет сказать, – приказал Араслы.
После того как два милиционера подняли охранника с земли и стоймя поставили его перед Араслы, тот, глядя в глаза подполковнику, с прежним энтузиазмом повторил весь набор ругательств.
– При женщинах нельзя так ругаться, это неприлично, – посоветовал ему Араслы, показывая на Биби-ханым. Ценный совет официального начальства был с вызывающим цинизмом проигнорирован. Подполковник кивнул, и один из милиционеров хорошо поставленным прямым ударом в лицо на полуслове прекратил извержение грязи.
– Ты же разбил ему нос, – с состраданием разглядывая лицо пострадавшего, сказал милиционеру Араслы. – Да, да, вижу, нос сломан. Разве так можно? Человека нельзя так бить. Нам инвалиды не нужны. Если я не прав, пусть меня кто-нибудь поправит, – обратился к присутствующим Араслы, но в ответ все лишь неопределенно пожали плечами. – А развязывать его не надо. Аккуратно уложите на бок, чтобы не захлебнулся кровью. Лично мне случайный труп не нужен.
Араслы попросил рыбаков быть сознательными гражданами и не расходиться, а шесть милиционеров получили приказ проследить, чтобы никто не разбежался. Биби-ханым он вежливо призвал во избежание случайного травмирования до приезда врача Автандила оставить лежать там, где лежит. После чего полковник вслед за Джеванширом проследовал в кабинет. Зохраб пошел за ними.
Увидев на близком расстоянии нечто совершенно неожиданное, в первый момент Азиз Араслы проявил на людях не свойственную ему неуверенность.
– Что это?! – неприметно вздрогнув, спросил он, конкретно ни к кому не обращаясь. Затем присмотревшись, быстро сориентировался и уже своим обычным голосом объяснил Джеванширу, Зохрабу и двум милиционерам: – Не узнали? Это же Муртуз Савалан. Ты что здесь делаешь?
– Вот, – сказал Савалан, осторожно показав кончиками пальцев на себя, – испачкался весь, – казалось, что голос пострадавшего исходит из поплывшего магнитофона, но Араслы этому не придал значения.
– Никуда не уходи! Ты мне понадобишься, – строго предупредив Савалана, он прошел к телефону. – Можно?
– Конечно, – отозвался Джеваншир, – пожалуйста, располагайтесь поудобнее, звоните.
Араслы позвонил главврачу районной больницы Этибару Кардашеву и сказал, что в Бугурде тяжелораненый сторож поселкового совета нуждается в срочной помощи. Кроме того, он попросил главврача вместе с врачом прислать опытного эксперта, для того чтобы внести в протокол квалифицированное суждение о состоянии сторожа.
До приезда врача следователем райотдела милиции под наблюдением подполковника были взяты показания у части свидетелей и телохранителей, согласно протоколу, подозреваемых в групповом вооруженном нападением с взломом на поселковый совет трудящихся Бугурда. Биби-ханым собственноручно написала, что присутствовала при встрече Муртуза Савалана и председателя поселкового совета и слышала, как Муртуз Савалан в ответ на любезное предложение выпить чаю с вареньем обещал председателю поселкового совета проломить ему башку и утопить в полуживом состоянии в море. Кроме Биби-ханым, успели дать показания Автандил и три рыбака.
Врач и эксперт определили ранения Автандила как состояние средней тяжести. По рекомендации подполковника, добавив, что при некоторых дополнительных обстоятельствах такое состояние в определенных условиях может представить опасность для жизни. На носилках его отнесли в машину. Биби-ханым решила поехать вместе с мужем.
Азиз Араслы попросил врача осмотреть и Муртуза Савалана. Врач Симузар, худой лысый человек, в профиль похожий на ехидно улыбающуюся ящерицу, несколько раз в разных направлениях поводил пальцем перед глазами Муртуза. После чего спросил подполковника:
– Он сам облился этим веществом?
– Это вишневое варенье. Возможно, что сам. Нам еще предстоит установить, кем и с какой целью это сделано. Что с ним?
Врач пребывал в сомнении.
– Первым делом следует его помыть и измерить давление крови. Здесь это невозможно. Придется везти в больницу. Здесь найдется большой кусок целлофана или брезента, чтобы не испачкать нашу новую машину, больница получила ее на прошлой неделе?
Араслы показалось, что доктор тянет время:
– Доктор Симузар, вы можете нам, в конце концов сказать конкретно, что с этим человеком? – В голосе подполковника зазвучал металл. – Неужели это так сложно?
– Я хирург и, естественно, в этой области не специалист… Мне все же кажется, что это не инсульт, но проверить необходимо. Состояние напоминает нейрогенный шок. Это все, что я могу сказать, – сказал Симузар-муаллим, которому очень не понравился тон подполковника. Он перестал улыбаться и нахмурился. Сжав челюсти, он стал напоминать ящерицу, изготовившуюся к нападению.
Зохраб до этого молчал. Он стоял рядом с Джеванширом и напряженно наблюдал за происходящим.
– Какой еще шок?! – усмехнулся он, – ясное дело, клиент притворяется.
– Вы врач? – спросил его Симузар-муаллим.
– Нет.
– Вас когда-нибудь обмазывали с головы до ног большим количеством вишневого варенья?
– Конечно, нет!
– Тогда пошел вон! Иди, лови рыбу! Раков! Раков лови, бездельник! Я здесь не для того, чтобы выслушивать оскорбительные замечания, – было видно, что доктор Симузар рассвирепел не на шутку.
И тут как раз вовремя прозвучало веское слово подполковника Азиза Араслы:
– Доктор Симузар, пожалуйста, посмотрите на меня.
– Ну, смотрю.
– Перед вами обычный милиционер, которому каждый день приходится иметь дело с отбросами общества, например, вроде этого, – он ткнул в Савалана и, сделав паузу, вытер испачканный в варенье палец носовым платком, услужливо протянутым следователем. – Вы как доктор можете понять, мои нервы в ужасном состоянии. Иногда я срываюсь и говорю вещи, которых потом стыжусь. Я приношу вам свои глубокие извинения. Поймите меня и простите.
Вслед за подполковником немедленно раскаялся и попросил прощения и Зохраб.
– Ничего страшного, – окончательно смягчившись, сказал доктор, – сейчас самое главное – найти подходящую упаковку.
По приказу Араслы два милиционера вывели Савалана на крыльцо. Все, кто был во дворе – рыбаки, милиционеры и охранники – наблюдали невиданное в Бугурде зрелище.
Савалана в наручниках подвели к больничной машине. Здесь на глазах у всех Вобла принес кусок грязного целлофана, в котором он обычно доставлял рыбу своим личным заказчикам. Он же помог милиционерам запеленать в него Муртуза Савалана.
Араслы приказал милиционерам тщательно следить за подозреваемым, а также проследить, чтобы его помыли, переодели в больничную одежду, а затем доставили в райотдел. Там ему предстоит в качестве организатора и главаря воссоединиться с тремя соучастникам вооруженного нападения с взломом на опорный пункт советской власти в Бугурде и в покушении на убийство его руководителя.
Все разъехались, и в поселковом совете наступила приятная тишина.
Судя по тому, как он запинался, и неуверенному голосу, Зохраб чувствовал себя виноватым. Вину на свое опоздание он возложил на Фармана Гургушуна.
– Кто такой Фарман Гургушун?
– Ты не помнишь? Это мой тесть. Отец моей жены Шахлы. Ее хоть помнишь? Когда мы виделись в последний раз, он взял с меня слово, что я отберу у нее ключи от машины. Все утро я пытался отнять ключи, ничего из этого не вышло, не отдала. Я не знал, как быстро летит время, когда споришь с женой. На берег мчался пулей и все-таки к тебе опоздал.
– Приехал в самый нужный момент, – успокоил его Джеваншир.
– Нехорошо получилось, я знаю. Извини. Надо подумать, что делать дальше. Подполковник Араслы – честный человек, но Муртуз ему не по зубам. Через день, другой, в крайнем случае, через неделю дело замнут, и его выпустят. Ты сам понимаешь, что он начнет вытворять, когда окажется на свободе. Рано или поздно его люди доберутся до нас с тобой, но прежде примутся за тех рыбаков, которых встретят в городе. Виноваты мы, а искалечат их. Молчишь?
– Ты же сказал, надо подумать. Вот я и думаю, – сказал Джеваншир.
Джеваншир почувствовал, что Зарбалиев искренне рад его приходу. Попросив секретаршу ни с кем его не соединять, он пересадил Джеваншира в удобное кресло рядом с низким журнальным столиком. Сам сел напротив него и уже деловым тоном предложил изложить, в чем суть просьбы.
Джеваншир вкратце описал систему многолетних взаимоотношений Муртуза Савалана с ватагой.
Ответ Зарбалиева поначалу показался ему странным:
– Тебе известно, что сейчас в нашей республике под руководством партии и правительства и лично Гейдара Алиевича развернулась непримиримая борьба с взяточниками, вымогателями и расхитителями всех мастей? Ты это поддерживаешь?
Хозяин кабинета испытующе смотрел на Джеваншира. И тот со своей стороны отозвался незамедлительно и решительно.
– А как же! Само собой поддерживаю.
– Это хорошо, что ты в Бугурде по своей инициативе поднял важную проблему по укреплению социалистической законности. Ты как молодой перспективный член общества должен и впредь быть в авангарде всех политических и общественных событий.
– Можно сказать? – осторожно спросил Джеваншир.
– Говори, я тебя внимательно слушаю.
– Дело в том, что Савалана на днях выпустят на свободу. Начальник райотдела будет вынужден подчиниться. Знающие люди говорят, что Муртуз – человек мстительный, и что у него поддержка на самом верху. Кашу заварил я, и мне не хочется, чтобы пострадали другие. Вы сумеете чем-то помочь?
Владлен Зарбалиев не сумел скрыть улыбки:
– Смотрю на тебя и думаю, какой же ты везучий человек! Жаль только, газет не читаешь. Когда я начал рассказывать о борьбе с организованной преступностью, ты меня перебил на самом интересном месте. Вот уже несколько дней идет расследование деятельности прокурора, уже бывшего прокурора республики Гамбара Кадымова. Уже установлено, что Савалан был одним из многих его подопечных, так что начальнику райотдела больше никто преступных приказов отдавать не будет. Так и передай ему от моего имени. Поверь, сейчас наступил решающий этап борьбы с преступностью. Ни твоему Савалану, ни его покровителю от наказания не уйти, – прощаясь с Джеванширом, сказал Зарбаилов. – А ты все-таки на редкость везучий человек, помни это!
Зрелище отъезда обернутого в целлофан Муртуза Савалана в милицейской машине непостижимым образом отразилось на поведении местного населения, которое с того дня стало аккуратно складывать мусор в расставленные у домов ящики, вместо того чтобы выбрасывать его на улицу. Действительно, непредсказуем человек в своих поступках, и скрыты от всех его тайные помыслы.
Камень-кубик, ценный строительный материал, размерами двадцать сантиметров на сорок, Джеваншир начал завозить из соседнего карьера по смехотворно низкой цене – по три копейки за штуку. Несколько самосвалов, груженных до верха камнем, совершали в Бугурд несколько рейсов в неделю. Поначалу рыбаков приходилось уговаривать, но со временем они вошли во вкус и сами стали приглашать на работу каменщиков, кровельщиков и штукатуров для благоустройства своих домов. Постепенно дома покрывались красной черепицей, стены облицовывались штукатуркой, а грунтовые дороги вручную засыпались горячим асфальтом, который затем превращался под валом катка в гладкую поверхность. Судя по всему этому, у Бугурда появились шансы через некоторое время превратиться в место, пригодное для обитания нормального современного человека.
Предстоял еще один трудный разговор с ватагой, и Джеваншир надеялся с помощью Зохраба убедить рыбаков поддержать его предложение.
В Бугурде люди умирали по разным причинам, в том числе от лени и недостатка воображения. Кому охота ехать сломя голову за двадцать километров в районную больницу для того, чтобы срочно сделать инъекцию после укуса змеи или с виду здоровой лисы с повадками свирепой сторожевой овчарки. Укушенные оставались выздоравливать дома, и очень скоро необходимость в медицинской помощи отпадала навсегда по объективным причинам. В других случаях – столбняка или заражения крови – тщательное смазывание участков поврежденной кожи йодом, как правило, пользы не приносило, и пострадавшего отвозили в больницу чуть позже, уже при появлении легких признаков преждевременной смерти. В отведенные судьбой часы и минуты с людьми приключались инфаркты и инсульты с летальным исходом, но в отсутствие статистики число их оставалось неизвестным и поэтому не выглядело угрожающим. К ревматизму и радикулиту относились как к неизбежному злу и лечились от них в домашних условиях мазями, войлочным поясом и анальгином. Рожениц, естественно, в любую погоду отвозили в городские или районные больницы. Женщины, неосознанно склонные к рискованным авантюрам, рожали дома с помощью повитухи.
Даже люди, наделенные природой от рождения крепким здоровьем, не могут постоянно обходиться без медицинской помощи. Эту очевидную истину Джеваншир попытался внушить рыбакам, стараниями Воблы собравшимся в саду перед поселковым советом. Одобрения рыбаков он не услышал. Сообразив, что за строительство будущего здравпункта придется платить из своего кармана, все угрюмо молчали, не глядя в сторону Джеваншира. Он знал, что выпросить у рыбаков деньги – задача почти невыполнимая, но все же надеялся, что у него это получится.
– Пусть нам построят лечебницу, – подумав, предложил скрюченный ревматизмом Надир Сарыджалинский. – Хорошее дело. Будем ходить лечиться.
– Кто построит? – заинтересовался Джеваншир.
– Как кто? Государство обязано построить.
Ему ответил Зохраб:
– Семьдесят лет не строило, а тут, раз! и построит. С чего бы это? – раздраженным тоном спросил он у Надира.
Джеваншир спорить не стал, он решил для пользы дела поддержать Надира, человека обидчивого и злопамятного. Выступать перед людьми он не умел, но ради развития медицины в Бугурде решил попытаться.
– Конечно, Надир прав, – сказал он. – Надо сделать так, чтобы государству захотелось нам помочь. Мы сейчас хорошо зарабатываем, все видят, что зарабатываем честным трудом, но все равно завидуют, потому что трудолюбивых и богатых не любят. Я думаю, скоро в Бугурд приедут представители комитета народного контроля и начнут выяснять, как мы здесь живем-поживаем без Муртуза Савалана. И докажут, а это они умеют, что лишние денежки мы должны вернуть. Кому? Нам скажут. Чтобы не лишиться всего, мы должны успокоить завистников. А то останемся и без денег, и без лечебницы. Поэтому мне кажется, Надир прав. Если мы будем своими силами строить лечебный пункт, то в соседних селах разговоры о наших заработках прекратятся. Денег вам придется потратить немного, а польза будет большая. Вы согласны? – спросил у собрания Джеваншир.
– Я не понял? – сказал сбитый с толку Надир. – Ты же сказал, что я прав насчет государственной помощи? Ну, прав. Ты лучше объясни, что я дальше хотел сказать.
– Надир прав! – подтвердил Джеваншир. – Скажу, что будет дальше. Как только в райисполкоме увидят, что в Бугурде идет народная стройка, нам начнут помогать. Завтра поеду обо всем договариваться. Мне кажется, лечебница в Бугурде необходима. Если кто-то против строительства, пусть не стесняется, скажет.
Завязался разговор, главной темой которого стала стоимость будущего здравпункта.
– Я думаю, что нам надо построить двухэтажное здание. На втором этаже разместим врачебные кабинеты и родильное отделение, на первом этаже – комнаты для медперсонала. По восемь-десять комнат на этаже. Платить придется постепенно, небольшими взносами. Я прикинул, получается дешевле, чем несколько поездок в город с затратами на ресторан, с ипподромом и петушиными боями в придачу.
К этому времени Джеванширу, кажется, удалось все-таки пробудить в рыбаках интерес к здравоохранению.
– Допустим, здание мы построим. А кто нам даст всякие медицинские приборы и аппараты, например, рентген или, ну, в общем, все, что требуется для лечения? А кто будет платить зарплату врачам? И сколько всего их будет? – озабоченно спросил Гариб Гарашев, пользующийся среди рыбаков уважением как солидный, рассудительный человек.
Джеваншир расценил выступление Гариба как поддержку.
– Вот теперь я окончательно убедился, что Надир был прав, – сказал Джеваншир. – Это обязано сделать государство, и мы добьемся этого. Вы меня поймите, я веду сейчас с вами мужской разговор. Покупать штаны или строить лечебницу, где будут лечиться его жена и дети, настоящий мужчина должен обязательно только сам, за свои деньги. Настоящий мужчина не может позволить, чтобы за него это делали посторонние люди. Кто не согласен, пусть поднимет руку. Значит, все согласны. Я еще раз убедился в том, что вы настоящие люди. И вы увидите, все соседи Бугурда будут и впредь вам завидовать, но уже не за то, что вы умеете хорошо зарабатывать, а за то, что вы настоящие мужчины, которые умеют, когда нужно, своими руками сделать жизнь лучше для себя и своих близких. Сегодня я стал вас уважать еще больше.
Аплодисментов не было, но лица рыбаков разгладились. Кажется, мысль о строительстве перестала им казаться чересчур неприятной. Рыбаки разошлись не сразу. В окно кабинета было видно, как они, обступив Надира, о чем-то его расспрашивали, а он, напыжившись от важности, отвечал на вопросы.
– Ты мне можешь сказать, для чего тебе это нужно? – выпытывал у Джеваншира Зохраб. – Жили спокойно, и вдруг ты себе на голову придумал эту поликлинику. Сам себе осложнил жизнь. Теперь будешь ездить к начальству, беспрерывно что-то выпрашивать. Из-за взносов перессоришься с рыбаками, и так будет продолжаться лет пять-шесть, не меньше. Выгоды никакой, одни неприятности. Спасибо тебе никто не скажет. Зачем ты сделал это?
– Неужели непонятно? Хочу, чтобы в Бугурде была своя клиника.
В кабинет вошла Биби-ханым с подносом в руках.
– Как хорошо, Джеваншир-муаллим, – сказала она, подавая чай. – Значит, в Бугурде будет своя лечебница?
– И баня. Скоро Джеваншир-муаллим и баню построит, а при ней парикмахерскую, – сквозь зубы посулил Зохраб. – Известное дело. Без бани в Бугурде жить невозможно.
– Давно пора! А баня будет с парной или с бассейном?
– С парилкой, бассейном, фонтанами и тёрщиками! Те, кто с ревматизмом, свои косточки будут парить бесплатно. Называться баня будет «Фантазия-2», как в Баку, – злорадно усмехнулся Зохраб. – Ладно. Я поехал в город, сегодня у тестя день рождения, – уходя, сказал он улыбающемуся Джеванширу.
Жизнь казалась прекрасной, пока не произошло событие, которое надолго и непоправимо испортило ему настроение. Был поздний вечер, Джеваншир, сидя на диване, смотрел по телевизору выступление учёных-сейсмологов. Позже он поймет, что прогнозы об ускорении тектонических процессов в Закавказье покажутся ему куда приятнее, чем предстоящие события этого ужасного вечера.
Он обернулся, когда почувствовал, как за спиной открылась дверь. В комнату вошла женщина. Это была Шахла. В комнате разлились приторный аромат ее духов и резкий запах чачи.
Ее появление здесь было настолько странным и неожиданным, что он не сразу нашелся что сказать.
– А где Зохраб? – спросил он.
– Зурик? Он спит. Зайдет попозже. Завтра или послезавтра, – как бы шуткой на шутку игривым тоном ответила жена Зурика.
Она сбросила с себя плащ и осталась в ночной кружевной рубашке. Теперь Шахла вся целиком и лицом, и телом излучала дружелюбие и радость. Она вплотную подошла к Джеванширу, и он понял, что она пьяна.
– Идем, я тебя провожу, – решительно сказал он, – тебе здесь оставаться нельзя!
В ответ она обеими руками подтянулась на его шее и размашисто лизнула в ухо:
– Конечно, нельзя! Что соседи подумают? Ты не бойся, я уйду, чуть позже.
В полном смятении, переходящем в панику, Джеваншир сделал еще одну попытку выпроводить неслыханно назойливую гостью.
– Не забудь, что Зохраб – мой лучший друг! – строгим тоном предостерег ее Джеваншир
– Конечно, помню, дурачок. Стала бы я приходить к врагу своего мужа! Только этого не хватало! – продолжая возбужденно хихикать, она расстегивала на нем одежду. – И для чего столько пуговиц?!
Добравшись, наконец, до искомых участков джеванширова тела, она радостно заурчала, после чего раздались сладострастные гортанные звуки, в которых он сразу узнал выкрики диких камышовых кошек в разгар весенней случки, впервые услышанные им во время охоты в Ленкорани.
«Сейчас же схватить ее в охапку, вынести на крыльцо и тут же с размаху захлопнуть за ней дверь!» От этой замечательной идеи пришлось отказаться, так как его телом управлял уже не он, а неукротимая похотливая самка, внешне как две капли воды похожая на красивую полуголую женщину.
Ушла она под утро. Торопливо поцеловав спящего Джеваншира, она накинула плащ и тенью выскользнула за дверь. Он попытался уверить себя, что все, что произошло – это, прежде всего, смешно, но смеяться ему не хотелось. Впервые в жизни он испытывал к самому себе искреннее презрение. Долгое время ему хотелось навсегда забыть тот вечер, но упрямая память, коварно заставая каждый раз его врасплох, восстанавливала подробную картину постыдного происшествия. После той ночи Джеваншир по возвращении домой никогда не забывал запереть за собой дверь.
Встречаясь с Зохрабом, он испытывал теперь непривычную скованность. Преодолеть неприятное ощущение стыда и вины ему так и не удалось. Зохраб чувствовал неладное, но причины разлада искал в себе.
Председатель райисполкома выслушал план Джеваншира с легкой улыбкой.
– Новая клиника – это большой плюс всему нашему району. Поддерживаю ваше начинание обеими руками. Но… С врачами проблем не будет, слава богу, в республике их много, и даже наблюдается некоторое перепроизводство молодых кадров. Не сомневаюсь, что и медицинское оборудование для вашей клиники будет незамедлительно предоставлено. Главная трудность – финансирование строительства, я знаю, что в бюджете района на этот год ни копейки нет.
– Но может быть, что в будущем году в бюджете деньги появятся. Нам много не нужно. Жители Бугурда хотят построить клинику за свой счет. По-моему, их следует поддержать. Если район нам поможет со строительной техникой, то есть бесплатно предоставит нам на один месяц экскаватор и бульдозер, мы начнем строительство.
– Вы большой фантазер, Джеваншир, но мне это нравится. Дело благое, район строительную технику вам предоставит.
– И еще нам нужен проект будущей клиники.
– О проекте вам лучше поговорить с районным архитектором, – сказал председатель райисполкома. Он попросил секретаршу вызвать архитектора.
Архитектор оказался сообразительным молодым человеком.
– Все понятно, – глядя одновременно на начальника и Джеваншира, сказал архитектор. – Вы представьте нам в письменном виде ваши пожелания, мы вместе с вами отправимся на место будущего строительства, и через полтора месяца проект и смета будут готовы.
Джеваншир на это ответил, что ему не нужен оригинальный проект, он хочет получить типовой проект больницы без всякой сметы. Председатель кивнул, и архитектор отправился за типовым проектом.
– Даже для типового проекта обязательно должна быть утверждена смета, – сказал Тогрул Мамедов, когда они остались наедине. – Не спорьте. Меня не поймут, если узнают, что строительство ведется за счет жителей. Могут быть большие неприятности. Вольнодумство не приветствуется, и вы должны это знать, товарищ Тагиев.
– Но почему? – удивился Джеваншир. – Здравпункт будет построен для населения Бугурда, не для вас и не для меня. Что в этом плохого?
Председатель исполкома пожал плечами.
– Не полагается. Лучше скажите прямо, вам нужна клиника или новый председатель райисполкома?
Джеваншир улыбнулся:
– Нужна только клиника, причем с нынешним председателем райисполкома.
– Тогда не спорьте и от сметы не отказывайтесь
Архитектор принес типовой проект двухэтажной поликлиники для поселка в сельской местности. Договорившись с Джеванширом о встрече в поселковом совете, архитектор попрощался.
– Вчера я был в филармонии на концерте классической музыки. Выступал Венский симфонический оркестр.
– Хорошо играли? – вежливо спросил Джеваншир.
– По-моему, да, – сказал председатель. – Вообще-то раньше я не очень разбирался в классике, но за пять лет привык и теперь иногда слушаю ее с удовольствием. Пропускать концерты нельзя, – сказал председатель. – Гейдар Алиев следит, чтобы все приглашенные руководящие работники были в зале. Часто он приходит сам.
Озадаченный Джеваншир узнал, что время от времени весь руководящий состав республики получает именные приглашения на концерты классической музыки и посещает их вместе с женами и цветами для артистов. И гастролеры, и местный симфонический оркестр по договоренности с филармонией или оперой, кроме коммерческих выступлений, дает для представителей власти дополнительные концерты. Гейдар Алиев считает, что регулярное погружение в музыку обогащает внутренний мир руководящих кадров, а это в свою очередь способствует улучшению нравственного климата республики. От приглашений никто не отказывается. Приходят, слушают и аплодируют.
– Вчера я встретился там с товарищем Зарбалиевым. В антракте он сам подошел ко мне, побеседовать. Между прочим, он поинтересовался вами. По его мнению, вы перспективный молодой человек, и вас надо поддерживать. Мне приятно, что наши мнения о вас сошлись. Вы должны об этом знать, и поэтому я вас ставлю в известность.
Джеваншира, недавно с грехом пополам защитившего диплом, хвалили редко, но он сохранил спокойствие и в ответном выступлении сумел выразить все, что ему хотелось сказать.
– Спасибо, – сказал Джеваншир и пожал руку товарищу Мамедову.
В один недобрый день трагически оборвалась семейная жизнь Зохраба. Шахла погибла в автомобильной катастрофе. Не заметив красного света, она выехала на выезде из города на переезд без шлагбаума. Прежде чем остановиться, тепловоз протащил под собой машину полкилометра, превратив «Жигули» в бесформенную кучу металла. Прибывшим спасателям удалось извлечь из нее тела погибших при помощи сварочного аппарата и ломов. Вместе с Шахлой погибли два пассажира – «беглый суслик» и его непоседливая подружка. Шахлу похоронили на городском кладбище рядом с могилой матери.
После смерти жены Зохраб долго не мог прийти в себя. К его переживаниям добавился сильнейший приступ ревмокардита, сваливший его с ног сразу после похорон.
Зохрабу Шахла оставила после себя их сына Джавида и приданое в виде груды золотых изделий, украшенных драгоценными камнями. Джавид большую часть времени жил у обожающего его деда, твердо решившего посвятить внуку всю свою жизнь. С помощью двух сменных нянь, водителя и кухарки он окружил его заботой и вниманием в количестве, достаточном для обслуживания обитателей небольшого детского сада. Каждый раз, когда мальчик уезжал с отцом в Бугурд, дед брал с Зохраба обещание, что мальчик будет вовремя накормлен, ни на минуту не останется без присмотра, и для игр к нему будут допущены дети родителей с проверенной репутацией. Зохраб очень любил сына и охотно выполнял пожелания тестя.
Драгоценности Зохраб иногда вынимал из коробки и вытирал с них пыль. Джеваншир зашел к Зохрабу, когда тот, разложив их на столе, со слезами на глазах и постанывая от боли в суставах, огромными ручищами с обветренной кожей ласково поглаживал их и что-то при этом шептал. С приходом Джеваншира он не остановился. Со стороны могло показаться, что убежденный безбожник Зохраб молится.
Джеваншир сел рядом с другом. Они так сидели долго и молчали, пока к Зохрабу не пришли выразить соболезнование его соседи.
Под участок для строительства поликлиники выбрали ровное скальное плато. Районный инженер долго и подробно объяснял Джеванширу, что твердое скальное основание позволит удешевить строительство за счет экономии на ставшем не нужным фундаменте, но добавил, что обязательно понадобится скалорез. Инженер увлеченно рассказывал, какие преимущества дадут подземные коммуникации при эксплуатации будущего здания, но собеседник слушал его невнимательно, потому что мыслями был далеко и от инженера с экономичным скальным основанием, и от всего Бугурда в целом. Потому что Джеваншир Тагиев влюбился. Общих знакомых у него с девушкой по имени Зара не нашлось, и поэтому главные сведения ему удалось получить на основе личных наблюдений. Он изучил расписание выпускных экзаменов филологического факультета и, забросив все дела, терпеливо дожидался в коридоре ее прихода. Джеванширу было двадцать семь лет, и он сам давно перестал считать себя молодым человеком, способным на внезапные любовные порывы. Но, ожидая эту девушку, он испытывал волнение, странное для зрелого бывалого человека, а ее появление каждый раз вызывало у него учащенное сердцебиение. Он узнал, что ее зовут Зара. Еще он заметил, что нравится она не только ему. Когда она шла по коридору, вслед ее ладной фигуре оборачивались и студенты, и преподаватели. Филологический факультет считался элитой университета. Хорошо одетые выпускники казались со стороны чрезмерно нарядными и высокомерными. Во всяком случае, Джеваншир на филологическом этаже ощущал себя крайне неуютно. Он не мог заставить себя подойти к Заре и долго не решался обратиться за помощью к кому-то из ее сокурсников.
Но выхода не было, и он попросил ее однокурсника, с которым до этого никогда не разговаривал, представить его Заре. Прислонившись к стене, тот ел бутерброд с колбасой.
– Здравствуйте. У меня к вам большая просьба, познакомьте меня, пожалуйста, вон с той девушкой, она стоит у двери в аудиторию. Сделайте одолжение.
Они оба были одного роста, но Джеванширу показалось, что тот посмотрел на него сверху вниз. Студент филфака снисходительно улыбнулся, и еще раз, не прекращая жевать, смерил Джеваншира взглядом, похожим на высокомерный:
– Странно. Я же вас не знаю! Вы хоть сами можете себе представить, как я могу это сделать?
Сказано было вполне вежливо, но Джеванширу что-то не понравилось. Стало понятно, что первая попытка закончилась неудачей, и он решил срочно поменять тактику:
– Вам, наверно, говорили, что вы похожи на дядю Исрафила? Моего дядю Исрафила? – любезным голосом спросил он. – По-моему, вы приходили к нему в ломбард, хотели, чтобы он взял в залог на два месяца золотые часы с запонками. Или без запонок? Я ничего не путаю? Нет, все-таки с запонками.
Отодвинуться от Джеваншира помешала стена.
– Извините, но я не знаю дядю Исрафила. Никогда его не видел! Не знаю и других ваших родственников, – отчеканивая каждое слово, заявил собеседник Джеваншира.
– Вы, наверное, уже забыли. Его весь Баку знает. Но ничего, я все равно вам доверяю! За мной идет Зохраб. Его тоже не знаете? Это совершенно безумный человек. Нежелательно, чтобы он увидел нас вместе. Поверьте, дело у меня к Заре очень важное, иначе я не пришел бы сюда. Она будет вам очень благодарна. Вопрос жизни и смерти! Вы же никуда не торопитесь? Сейчас я вам всё откровенно расскажу, – приблизившись вплотную к однокурснику Зары и сверля его глазами, торопливо тревожным шепотом пообещал Джеваншир. – Все, как есть, расскажу.
Однокурсник Зары, тут же потеряв интерес к бутерброду, положил его на подоконник. Ему не нравились ни Джеваншир, ни его развязные манеры, и он сразу же прервал «откровенный» разговор.
– Не надо мне ничего откровенно рассказывать. Не хочу! – решительно заявил он. – С какой стати?! Если вам очень нужно, идем, расскажете Заре.
Джеваншир крепко ухватил парня под руку, и тот подвел его к Заре.
– Вот! – объявил Заре однокурсник. – Но имей в виду, я его не знаю.
– Это правда. Он и дядю Исрафила не знает, – пожаловался Джеваншир.
Зара смотрела во все глаза.
– Вы кто?
– Я Джеваншир. Два месяца пытаюсь познакомиться с вами. Спасибо этому товарищу – помог. А вы, – обратился он к «товарищу», – передайте, пожалуйста, Зохрабу, что собака не продается.
– Какая ещё собака? – нервно мигая, спросил тот.
– Пятнистый охотничий сеттер, наша любимая, – движением руки Джеваншир объединил себя и Зару. – Голова большая, хвост, как антенна, язык направо, слюни налево. Замечательная собачка. Передайте Зохрабу, что мы раздумали.
Однокурсник некоторое время пытался понять, что же на самом деле происходит на его глазах, но у него ничего не получилось. Он ждал, что скажет назойливому пришельцу первая красавица филфака. С надеждой ждал ее ответа и бесправный студент-заочник, вторгшийся на чужую элитную территорию.
– Слушай, человек так просит. Тебе жалко? – с трудом сдерживая смех, сказала Зара. – Так и передай, собака не продается.
Сокурсник, что-то невнятно бормоча под нос, отошел от них. Конечно, он уже раскусил Джеваншира, понял, что тот не что иное, как мелкий мошенник или дешевый авантюрист, от которого надо держаться подальше. Уходя, он внимательно вглядывался в лица, чтобы успеть вовремя, назло Джеванширу избежать встречи с человеком, похожим на скупщика собак по имени Зохраб. Опытный наблюдатель сразу определил бы, что этот медленно крадущийся вдоль стены студент филфака в данный момент про себя втайне от всех омерзительно сквернословит и при этом непристойно жестикулирует. А у Джеваншира отлегло от сердца – недосягаемое божество только что снизошло до него и в трудную минуту протянуло руку. Душа его пела и плясала!
Через неделю, в один прекрасный весенний вечер они поцеловались. А еще через три месяца Джеваншир попросил ее выйти за него замуж. Произошло это на бульваре. Ему показалось, что его предложение восторга не вызвало – с серьезным видом она молча разглядывала его своими серыми прозрачными глазами.
– Кажется, ты не очень-то обрадовалась? – предположил Джеваншир. – Ты только намекни, и я сейчас же все исправлю. Хочешь, стану выше ростом или поумнею…
– Исправлять ничего не надо. Я хочу быть твоей женой.
– Тогда объясни, почему хочешь?
– Объяснение простое. Все решилось уже в тот день, в коридоре, когда ты отказался продать нашу собаку, у которой хвост антенной, язык направо, слюни налево. Теперь я знаю, что никогда тебя не разлюблю, а если мы расстанемся, то останусь несчастной на всю жизнь, – она засмеялась и прислонилась лицом к его плечу.
Джеваншир обнял ее, он испытывал всем своим существом незнакомое прежде чувство нежности. В этот день ему впервые было дано почувствовать, что человека может сделать счастливым только любовь. И еще он понял навсегда, что только благодаря настоящей любви становится полноценной человеческая жизнь, какой бы интересной и насыщенной она ни выглядела до ее прихода.
На свадьбу в Бугурде Джеваншир пригласил всех, кто пожелал прийти. В зале торжеств помещались сто десять человек. В назначенное время все места были заняты. Опоздавшие, а их было гораздо больше сидевших в зале, у входа поздравляли молодоженов и вручали им подарки, после чего пили и закусывали на улице, стоя у отовсюду вынесенных столов. Со стороны невесты на свадьбу приехали двадцать три человека. На родителей Зары и ее сестру с мужем Бугурд, кажется, произвел нормальное впечатление. Во всяком случае, если по ходу свадьбы некоторые из них и дважды всплакнули с вытиранием слез кружевными платочками, то местными активистами было отмечено, что произошло это на почве умиления и радости, а не по какой-то другой причине бытового характера.
Зара устроилась в издательство «Писатель» на должность редактора. Здесь разрешали редактору рукописи забирать с собой и работать над ними на дому. Теперь каждый раз, когда Джеваншир приходил в свой дом, его обволакивало никогда ранее не изведанное ощущение уюта и покоя. Долгое время он побаивался, что Заре надоест жить в Бугурде и ее потянет в город. Перестал он над этим думать лишь через несколько месяцев, когда окончательно убедился, что Бугурд ей искренне нравится и переезжать в город ей не хочется.
Жизнь в Бугурде шла своим чередом. Через три года строительство поликлиники было завершено. Тогрул Мамедов слово сдержал, и вскоре все восемь кабинетов были оснащены современным медицинским оборудованием.
Первыми приехали получившие назначение молодые специалисты-врачи, семейная пара Сумбатзаде – терапевт Тейяр с женой, врачом-гематологом Сугрой. Вслед за ними подтянулись другие, и вскоре весь медицинский персонал – врачи, медсестры и техники – был полностью укомплектован. Тем, кто в этом нуждался, как и было изначально задумано, под жилье был отведен весь первый этаж поликлиники. И тут выяснилось, что рыбаки и члены их семей любят лечиться. Перед всеми кабинетами каждый день выстраивалась очередь страждущих и болящих. Заболевшим оказывали помощь, а мнительным, но вполне здоровым помогали советом. Но было еще одно условие, которому были вынуждены подчиниться посетители поликлиники, все проходили обязательную диспансеризацию. Каждый пациент теперь был обладателем личной карточки, в которую заносились все сведения, начиная от группы крови и кончая диагнозом по поводу последнего заболевания.
Зохраб после потери жены оправился настолько, что спустя три года перестал горевать и собрался жениться. Джеванширу свое решение обзавестись новой семьей он объяснил страхом перед изнурительным одиночеством и возникшей год назад в процессе лечебного процесса горячей симпатией между ним и медсестрой Тамарой. Джеваншир в проникновенных выражениях намерения друга одобрил. Свою мысль он постарался усилить, сравнив человека, оставшегося холостым, с одиноким тоскующим муравьем, обреченным без родного муравейника на всевозможные лишения и душевные страдания. Сравнение с тоскующим муравьем Зохрабу, кажется, не понравилось. Поблагодарив друга за моральную поддержку, он уже в присутствии вошедшей в кабинет Биби-ханым отметил, что, несмотря на постоянные поиски, ему так и не довелось за всю жизнь повстречать второго такого зануды, как Джеваншир.
Уличенный в занудстве Джеваншир впервые за весь день от души развеселился. Глядя на него, засмеялся и Зохраб.
Новая жена Зохраба пришлась по душе его друзьям и знакомым. Ее дед – киевлянин – закончил в Баку нефтяной факультет, остался здесь осваивать морские месторождения. По его стопам пошел и сын, отец Тамары. Несмотря на возраст, в последующие годы она родила Зохрабу двух сыновей. К малолетнему Джавиду она относилась так же заботливо и внимательно, как к родным детям. Отца Джавид называл по имени, а Тамару, хоть никто его этому не учил, со временем стал звать мамой. Гостей в их доме теперь угощали борщом, галушками и варениками, те ели с удовольствием и, уходя, со слов Тамары записывали рецепты вкусных экзотических блюд.
Джеваншир никогда не ощущал наличия в себе родительского инстинкта. Если бы не Зара, к отсутствию возможности стать в будущем отцом он относился бы совершенно спокойно. А она очень переживала. Много раз обращалась к врачам в Баку, ездила в Москву и Ленинград, но ничего утешительного, даже в виде неопределенного благоприятного прогноза, ни от кого там не услышала. В один вечер, вернувшись домой, Джеваншир застал ее отчаянно плачущей навзрыд.
Он не знал, как ее утешить, сидел рядом, гладил голову и целовал ей руку.
– Подумаешь, детей нет! Перестань об этом думать, прекрасно проживем и без них. Бери пример с меня. Я, например, терпеть их не могу.
– Спасибо, утешил. Бездетная семья не может быть счастливой, – сквозь слезы сказала Зара, – я же вижу, как ты меняешься, когда видишь Эмильчика. Как ты с ним разговариваешь, радуешься.
С Эмилем, шестилетним сыном сестры Зары, Джеваншир никогда не шутил, разговаривал только по необходимости, в основном на темы мореплавания.
– Притворяюсь из вежливости. Неужели непонятно? А на самом деле, скажу откровенно, пока он здесь, мне беспрерывно хочется пнуть нашего Эмильчика ногой.
Зара перестала плакать.
– Тебе хочется пнуть ногой Эмильчика? – с ужасом в голосе переспросила она.
– Постоянно, – с готовностью подтвердил Джеваншир. – Минимум три раза в каждый их приезд.
– Ты чудовище, Джеваншир! Признайся, что шутишь!
«Чудовище я или нет, но плакать ты перестала», нежно прижимая ее к себе, подумал он.
– Ты мой любимый ребенок. Только ты. И никаких других детей мне не нужно, ни сегодня, ни в будущем, – теперь Джеваншир не шутил.
Они никогда не ссорились, и склонный в свободное время к логическим обобщениям Джеваншир этим обстоятельством был слегка озабочен:
– Все, кого я знаю, временами друг на друга обижаются. Бывает, что даже ругаются, иногда даже на людях. Значит, это нормально. А мы с тобой почему-то никогда не ссоримся. Может быть, это неправильно?
Зара поняла его не сразу:
– Странные вещи ты говоришь. Я тоже не знаю, почему мы не ссоримся, – она добросовестно старалась понять Джеваншира. – Судя по моим родителям, для ссоры обязательно нужен конкретный повод. Ну а если люди ссорятся без причины, значит, действуют друг другу на нервы или не любят друг друга. Можешь себе представить, два человека живут вместе без любви: не то, что поссориться, от горя взвыть можно.
– Я говорю обо всех нормальных семьях – друг друга любят, и никакого повода нет, а поссориться могут из-за пустяка, который даже поводом назвать нельзя.
– Тебе хочется со мной поссориться? – заинтересовалась Зара.
– Нет, – твердо сказал Джеваншир.
– И мне тоже. Выходит, что люди не ругаются, потому что им не хочется. Это главная причина.
– То есть ты думаешь, что в нормальной семье муж и жена могут мирно жить-поживать и никогда не ссориться?
– Неважно, что я думаю. Но если мне захочется поссориться, то скрывать не буду.
– Это хорошо. Значит договорились. А то, сколько лет мы вместе и ни разу не поссорились. Судя по всему, это благодаря только тебе. Посуди сама, почти каждый день мне приходится спорить с людьми, что-то доказывать им. Есть такие, которые меня терпеть не могут. Некоторых я не переношу. Многие считают, что у меня плохой характер. Это факт? Факт. А тебе все нравятся, причем все, все, все. В каждом ты отыскиваешь что-то хорошее. И это тоже факт. О чем говорить, если ты даже со змеей сумела подружиться?!
– Разве я с ней дружу?– Зара пожала плечами. – Просто она наша соседка, кстати, и твоя тоже.
– Вот! В Бугурде таких соседей убивают при первой же возможности, а ты ее угощаешь при лунном свете. Разве не так?
Зара кивнула, и это означало, что его жена с ним согласилась.
Первый раз он увидел «соседку» несколько месяцев назад. Летним вечером Джеваншир и Зара сидели перед домом. Светила полная луна, сквозь рокот моря со всех сторон доносился звон цикад. Большая гюрза подползла к бассейну и прильнула к блюдцу. Это блюдце с молоком десять минут назад принесла с собой Зара и поставила его на край бассейна, в нескольких шагах от их стола. Когда Джеваншир заговорил, змея подняла крупную голову, увенчанную ребристой чешуей, и внимательно посмотрела на него желтыми вертикальными зрачками. При свете фонаря и луны змею можно было разглядеть во всей ее леденящей кровь красоте.
– Медленно встань и пойди к дому, – напряженным шепотом сказал Заре Джеваншир. – Это гюрза! Причем матерущая.
– Не надо говорить при ней шепотом, – сказала Зара, она не выглядела испуганной, – это абсолютно миролюбивая змея. Значит, это гюрза? Какое звучное название!
– Ее укус смертелен. Даже сыворотка помогает не всегда. Прошу тебя, иди домой. Медленно. А я схожу за лопатой, – тихо, почти по-змеиному прошипел Джеваншир, не спуская глаз с «соседки».
– Никто никого кусать не собирается. Она, как всегда в полнолуние, допив молоко, отправится по своим делам. Детишки ее уже разбрелись, куда глаза глядят, так что на вечерние прогулки у нее время есть, – спокойно объяснила Зара.
– Ты хочешь сказать, что у нас во дворе размножаются змеи?! – забыв о технике безопасности, Джеваншир с шепота перешел на нормальный голос.
– Каждой весной. После того как вылупятся, все расползаются.
Змея, допив молоко, подняла голову и, словно запоминая, еще раз внимательно оглядела Джеваншира, а он в ответ ограничился непринужденным подмигиванием.
– Ты не представляешь себе, какой опасности мы сейчас избежали, – с облегчением вздохнул Джеваншир, после того как змея скрылась в кустах дрока, недавно посаженных его женой. – К твоему сведению, агрессивная гюрза с места может прыгнуть на полтора метра.
– Ты боишься змей?– удивилась Зара.
– Еще как! Я несколько раз в Бугурде видел, как умирает человек от укуса гюрзы, а ты – нет. Разница в этом.
– Можешь мне поверить, никогда ни одного человека в нашем доме змеи не ужалят. Если, конечно, за ними не гоняться с лопатой.
– Все понятно. Ты думаешь, что из благодарности за молоко гюрза при случае откажет себе в удовольствии нас куснуть.
– Змея не знает, что такое благодарность, – серьезно сказала Зара.
– Откуда ты знаешь?
– Не знаю, а чувствую. В первый раз я увидела ее в полнолуние, поставила перед ней блюдце и попросила ее выпить молоко. Она мне поверила. Это было в прошлом году. Вот и все. Ну как тебе объяснить? С тех пор я стала частью структуры ее жизни, безопасной и полезной частью, и она это почувствовала. Ты понял?
– Почти. Не пойму только, как ты могла почувствовать, что чувствует посторонняя змея, выпивая молоко? – проворчал Джеваншир.
– Я действительно это чувствую. Но я не знаю подходящих слов, чтобы это объяснить. По-моему, таких слов не существует.
– Может быть, ты экстрасенс?
– Настоящим, как ты говоришь, экстрасенсом была моя бабушка, она все умела, а мне в наследство от нее достались так, какие-то крохи, одним словом, пустяки.
Джеваншир всегда был материалистом до мозга костей. Он признавал реальным только окружающий его мир со всеми действующими в нем физическими законами. К любым проявлениям мистики в лучшем случае он относился, как к хитроумной фантастике, порожденной хитроумным человеческим мозгом. Но Зару он слушал внимательно, потому что все, что он узнавал о ней, всегда казалось ему интересным и важным.
– Моя бабушка не была, как сейчас говорят, экстрасенсом или медиумом. Она была настоящей колдуньей. К ней часто обращались, и она никогда в помощи не отказывала. Дома она никого не принимала из-за папы. Он член партии, и, по ее мнению, то, что его теща – колдунья, могло ему повредить. Но иногда по просьбе наших близких друзей она посещала в их сопровождении тех, кто нуждался в ее помощи. Денег она ни у кого не брала. Мне было десять лет, когда не стало бабушки. Вот она умела все.
– И успела научить тебя, – предположил Джеваншир.
– Этому научить нельзя. Ворожеями и колдуньями рождаются. От нее мне досталась только способность видеть то, что недоступно другим. Но понять сокровенный смысл увиденного или влиять на что-то мне не дано.
– Чем богаты, тем и рады, – проворчал Джеваншир, который ничуть не расстроился от того, что его жена окончательно не стала колдуньей. – Все это очень интересно. Ты мне скажи, а чем тебе не нравится наша приятельница Сугра? Теперь я понял, что ты в ней что-то заметила и тебе это не нравится.
– Нравится, не нравится, пустые слова. Сугра – добросовестный профессионал, хорошая жена, очень тепло относится к тебе, да и ко мне тоже. Но я, против своей воли, опасаюсь ее, потому что временами чувствую в ней какую-то недобрую силу. Я не знаю, против кого эта сила направлена, но она в ней живет. Сугра сама о ней не подозревает.
– А может быть, что ты ошибаешься?
Зара развела руками:
– Может быть.
Джеванширу захотелось переменить тему. Они сидели в просторной гостиной, в которой было мало мебели, но зато много растений. Большой обеденный стол и мягкая мебель стояли в окружении пышно разросшихся растений, которые появились в доме вместе с Зарой и регулярно ее стараниями пополнялись. Многих названий Джеваншир не знал. Этот домашний сад нравился всем, кто к ним приходил. Уход за растениями Зара никому не доверяла и значительную часть утра посвящала им. Джеваншир иногда по утрам с удовольствием наблюдал, как его жена поочередно обходит с садовыми ножницами и лейкой все растения. При этом она улыбалась и, приблизившись к каждому из растений, как казалось Джеванширу, что-то шептала, ее действия были больше похожи на обряд, чем на обычный полив сада. Сегодня, под влиянием свежеполученных знаний в области магии, ему захотелось разузнать, в чем смысл утренних процедур.
– Скажи мне, пожалуйста, счастье мое, а какие у тебя отношения с нашими кустами? – осторожно спросил он. – Или они, как им и положено природой, вовсе бесчувственные? Я видел, как ты по утрам беседуешь с ними, но решил, что мне показалось.
– Тебе не показалось. Обычно по утрам я выясняю, все ли в порядке, как они себя чувствуют. Все они живые, и, как все живые существа, способны передавать свои ощущения. Я надеюсь, ты меня понял.
– И ты уверена, что все они безвредные и хорошо к тебе относятся? – забеспокоился убежденный материалист-скептик Джеваншир.
– Конечно. Стоит мне приблизиться к ним, я начинаю ощущать исходящую от них приятную волну. Я поливаю их теплой водой, подкармливаю, искренне восхищаюсь их красотой. Они тоже радуются, когда я подхожу к ним, и стараются стать еще лучше.
– Ты никому об этом не рассказывала?
– Да нет, – удивилась Зара. – Кроме тебя, никто и не интересовался.
– Это хорошо, – одобрил Джеваншир. Он сидел напротив Зары и, что называется, получал удовольствие от жизни. – А вот ты, например, можешь определить, что сейчас происходит внутри меня, что я чувствую? Это очень важно.
Зара внимательно посмотрела на мужа.
– Где-то болит?
– Ничего не болит. Но я хочу, чтобы ты сама определила, что сейчас со мной происходит. Посмотри на меня вдумчиво, как хотя бы на этот чертов кактус, и скажи, что во мне происходит, что я чувствую. Можешь?
– Ничего не заметила. По-моему, все нормально.
– По-твоему, все нормально? Что же получается? – сварливым голосом сказал Джеваншир. – Ты знаешь, о чем думает во дворе ядовитая змея, и чувствуешь, как к тебе тянутся благодарные цветы. А как доходит до меня, ты не в состоянии понять, что со мной происходит? Разве это правильно? Посмотри внимательно, глянь-ка на меня: я Джеваншир, человек, который любит тебя больше жизни!
– Вижу, что ты не бессловесная змея и не чахнущая магнолия, – засмеялась его жена. – Поэтому лучше скажи мне сам, что с тобой происходит.
– Скажу, непременно скажу, сейчас всё узнаешь! – Джеваншир подошел к креслу, схватил в охапку смеющуюся Зару и, на ходу целуя ее, понес в спальню.
– Как же я люблю тебя, Зара!
Беспрерывной чередой шли годы. А Заре и Джеванширу, как это и свойственно очень счастливым людям, ни разу не удалось испытать сожаление от того, что каждый год, день и час безвозвратно вычитаются из отрезка времени, именуемого их жизнью. Им так и не удалось поссориться, и, видимо в этом состоит особое свойство, лишь в редчайших случаях присущее счастливой любви.
Время революционно-демократических перемен в Азербайджане наступило неожиданно для Бугурда. Население, не отрываясь, смотрело телевизор. В Баку происходили невероятные события. Толпы народа вышли на улицы. Беспрерывно проходили митинги. Азербайджан был провозглашен независимым демократическим государством. По телевидению показывали, как коммунисты в одиночку и коллективно добровольно сдают партийные билеты. Часть из них сдавала билеты молча, но с видимым удовольствием, другие, глядя в объектив, не стесняясь в выражениях, осуждали свергнутый строй и проклинали советскую власть за многочисленные беды и лишения, выпавшие по ее вине на долю многострадального народа Азербайджана.
Лидеры Народного фронта объявили, что с советской властью покончено навсегда, и народ, под руководством Народного фронта добившийся свободы и независимости, отныне будет жить исключительно в условиях абсолютной демократии, по экономическим законам народного капитализма. Народ на площадях и улицах был в восторге и прерывал выступления ораторов бурными аплодисментами и одобрительными возгласами.
В Бугурде к политическим переменам отнеслись с некоторой настороженностью, но в целом положительно. Джеваншир созвал экстренное совещание поселкового совета, переименованного в поселковое собрание. Пришли все одиннадцать членов совета. В виде исключения Джеваншир разрешил присутствовать на закрытом собрании своему давнему знакомому, водопроводчику Нифтали Каграманову, ставшему с недавних пор представителем районного отделения Народного фронта.
Первым выступил преподаватель истории пенсионер Гасан Кулиев. Он сказал, что всю жизнь мечтал жить в условиях демократии и сегодня счастлив, что его мечта сбылась. Но его смущает одно обстоятельство. Древняя Греция, впервые представшая перед человечеством страной настоящей демократии и навеки ставшая для всего мира образцом и символом демократии, была рабовладельческим государством. И все подлинно демократичные законы создавались там, исходя из того, что большинство населения в этом демократическом государстве состояло из рабов. Поэтому новому руководству страны следует над этим фактом задуматься и ради полноценной демократии придется хотя бы формально создать в Азербайджане наряду со свободными гражданами сословие рабов. При этом оратор отметил, что сделать это будет трудно из-за отсутствия исторического опыта в Азербайджане, где никогда не существовало рабства.
На вопрос представителя Народного фронта, что он может конкретно в связи с этим предложить, преподаватель истории Гасан Кулиев, подумав, предложил на коммерческой основе завозить рабов из соседних стран, хотя бы первое время.
Представитель Народного фронта с непроницаемым выражением лица сделал очередную пометку в блокноте.
– Склероз, психоз и так далее. А я ведь тебя предупреждал, что он выжил из ума, помнишь? – шепотом напомнил Джеванширу Зохраб. – Вот тебе и член совета!
– Ничего страшного. Он сказал, мы послушали.
Джеваншир хотел предоставить слово следующему оратору, но вмешался Кямран Садыхлы.
– Дайте мне слово, – запальчиво потребовал побагровевший и чем-то возбужденный Садыхлы. – Я хочу слова!
– Пожалуйста, говори на здоровье!
– Я что хочу сказать? Будучи намного старше всех здесь, хочу вас предостеречь как человек, повидавший многое и даже такое, что вам присниться не может. Всем вам только кажется, что советская власть в Азербайджане устранена. И напрасно вам так кажется. Этого нет, и не может быть никогда. Вы должны мне поверить, что мудрая и дальновидная Коммунистическая партия решила провести в стране очередную чистку, так уже происходило не один раз. – Садыхлы говорил взволнованно, путанно, опираясь руками на стол. – Неужели вы не понимаете, что на наших глазах идет всеобщая проверка благонадежности граждан, проверка их преданности партии. Предателей ежедневно фотографируют, имена их записываются органами безопасности. Все эти люди в скором времени будут разоблачены, наиболее виновные расстреляны. Судить будут и тех, кто сидит в этом кабинете. И никому из нас, в том числе и этому провокатору-«фронтовику», не уйти от сурового наказания, – на последних словах он, схватившись за сердце, медленно опустился на скамейку.
Пока Биби-ханым оказывала первую помощь своему бывшему начальнику, представитель Народного фронта водопроводчик Каграманов попрощался с Джеванширом и шепотом при этом попросил посоветовать, что ему следует сказать по возвращении в районную организацию Народного фронта.
– Скажи, что заседание поселкового совета перенесено из-за болезни одного из членов, – сказал «фронтовику» Джеваншир. – В таких делах самое главное говорить правду.
Таково было в Бугурде первое официальное проявление общественного мнения по поводу политической смены власти в Азербайджане.
На следующий день по дороге в поселковое собрание Джеваншир был остановлен невиданным зрелищем – на железнодорожном пути стояли платформы со специальными подъемными устройствами, стоя на которых, представители железной дороги в униформе демонтировали контактную сеть и частями складывали ее в подъезжающие грузовики. Джеванширу они объяснили, что убирают контактную сеть на всем протяжении до города, согласно приказу. Они подтвердили предположение Джеваншира, что железнодорожное сообщение ликвидируется, так как в отсутствие контактной сети движение поездов, естественно, прекращается, скорее всего, на продолжительное время, если не навсегда.
Это казалось невероятным, и Джеваншир решил, пока не поздно, что-нибудь предпринять. Не заезжая к себе на работу, он отправился в райисполком.
По безлюдному коридору Джеваншир прошел в приемную председателя. В обычно заполненной посетителями приемной никого не было. Он заглянул в открытую дверь кабинета. Увидев Джеваншира, председатель исполкома Тогрул Мамедов помахал ему рукой. Как всегда, он был тщательно выбрит, но сейчас при встрече с посетителем глаза его уже не излучали жизнеутверждающий оптимизм и бодрость.
Председатель райисполкома слушал невнимательно, чувствовалось, что мысли его витают где-то вдали от железной дороги и Джеваншира.
– Произошло чудо! – перебив Джеваншира на полуслове, сказал он. – Вы понимаете, произошло чудо. То, о чем мы даже мечтать не могли, неожиданно для всех произошло. Все союзные республики, в их числе и Азербайджан, на законном основании получили независимость. А теперь вы, умный человек, скажите мне, что происходит в Азербайджане?
В глазах товарища Мамедова, устремленных на Джеваншира, читалось страстное желание немедленно узнать нечто жизненно важное. Джеваншир не дал сбить себя с толку.
– Вы же сами сказали, что Азербайджан на законных основаниях стал независимым государством.
– Вот именно, вот именно, он стал независимым! Наша страна стала свободной и независимой. Ну и что?! Кому это нужно, если власть захватили лживые, вороватые и блудливые люди, которые ведут нас прямиком в пропасть?
– Вы имеете в виду Народный фронт?
– Кого же еще? Малограмотные, невежественные люди, они на многотысячных митингах, посредством газет и телевидения внушают всем, что это они добились для нас независимости и демократии. И самое страшное, им все верят.
– Положим, не все, – усмехнулся Джеваншир.
– А где эти, которые не все? Куда они подевались?! – запальчиво спросил товарищ Мамедов.
– На первый случай двое – мы с вами. Где остальные, не знаю. Спрятались, наверное, где-нибудь в укромном месте и дожидаются.
– Чего дожидаются?
– Откуда мне знать, я же политикой не занимаюсь. Думал, вы знаете.
Товарищ Мамедов вдруг рассмеялся, кажется, ему удалось сбросить напряжение.
– И чего я на тебя набросился? Извини. Иногда мне кажется, что схожу с ума. Вы рассказывали, что видели, как заживо сдирают с опорных столбов контактную сеть. Нам это известно. Железнодорожники делают это по приказу Народного фронта. Контактная сеть – это медь. Содранную контактную сеть, а это тысячи тонн меди, они продают как цветной лом в Иран. Постороннему нормальному человеку трудно себе представить, какие эти «фронтовики» вороватые. Пройдитесь по кабинетам, увидите, они пустые, кроме столов и стульев, ничего не осталось. Два месяца назад они перестали платить всем, кто не в их шайке, зарплату, а из кабинетов вынесли всё – оргтехнику, пишущие машинки, телефонные аппараты и даже корзины для бумаг. Скажу вам откровенно, несмотря на партбилет, я всегда мечтал о демократии, а что получилось? Срочно нужны умные, масштабные люди, способные руководить, такие, например, как Гейдар Алиев. Демократический процесс должны возглавить люди с государственным мышлением. Иначе будет поздно.
– Но Гейдара Алиева нет в Баку, – напомнил Джеваншир.
– Он болен, лежит в кремлевской больнице, – грустно сказал Тогрул Мамедов. – А с нынешними деятелями я не могу работать. Перееду в Баку. Буду там ждать его возвращения. Только он может спасти республику. Если не умру от разрыва сердца, то я его дождусь.
Государственная машина разрушалась нарастающими темпами.
В республике прекратилось производство. Стали заводы, остановились стройки. С прилавков магазинов исчезли почти все виды продовольствия, а также всякие другие несъедобные товары широкого потребления. Возможно, на первых порах страстные патриотические призывы Народного фронта помогали укрепить боевой дух армии, но, к сожалению, лишь на самых первых порах. Воюющие солдаты гораздо больше лозунгов нуждались в доставке вооружения и продовольствия.
Остро ощущалась нехватка стрелкового оружия, самолетов, танков и артиллерийских орудий.
В Бугурде внимательно наблюдали заседания парламента, переименованного из Верховного Совета в Милли меджлис. По распоряжению Народного фронта в опустевшем зале теперь заседали лишь пятьдесят депутатов. Остальные триста волевым решением «фронтовиков» за ненадобностью были отправлены в бессрочный отпуск.
Телезрители узнавали депутатов в лицо и заранее могли предсказать, что они скажут. Повышенной активностью отличался депутат небольшого роста с непропорционально маленькой головой, получивший прозвище «четвертый микрофон». Несколько раз в день он прорывался к микрофону под номером четыре и делал предложения, окончательно созревшие, по его словам, к немедленному внедрению в реальную жизнь. Некоторые его выступления, отмеченные девственной свежестью абсурдных идей, по субъективному мнению Джеваншира и Зохраба, могли успешно конкурировать со смелыми конструктивными предложениями члена поселкового совета Бугурда, преподавателя истории на пенсии Гасана Кулиева. Вскоре «четвертый микрофон» перестал выступать в парламенте, так как был назначен министром иностранных дел.
Сугра и Зара беседовали, сидя у телевизора. Увидев Сугру, Джеваншир удивился, он знал, что жене его она не нравится. А сейчас они сидели и вполне дружелюбно разговаривали. Это был привычный для тех дней безрадостный разговор, от которого Джеваншир, по возможности, держался в стороне.
Но сейчас они обращались к нему.
– Джеваншир-муаллим, – сказала Сугра. – Мне стыдно за то, что от имени нашей страны выступают глупые невежественные люди. Я давно хотела вам это сказать. Вы только посмотрите, как они себя ведут?
Джеваншир сочувственно усмехнулся.
Действительно, первое время на каждодневной деятельности депутатов заметно сказывался пьянящий переизбыток свободы. На экранах телевизоров можно было видеть, что некоторые депутаты Национального собрания ведут себя странно. На заседаниях курили, передавали друг другу фляжки со спиртным, выпивали и громко переговаривались с мест. Другие приходили с дежурства вооруженными. Для удобства во время заседаний автоматы они выкладывали перед собой на стол.
– Постарайся не принимать это близко к сердцу. Относись ко всему спокойно. Напоминай себе, что это переходный период. Со временем все встанет на свои места.
– Пока они у власти, ничего не изменится. Не может измениться. Я сгораю от стыда, когда вижу, как «фронтовики» разговаривают с представителями других стран. Посмотрите, какие у них манеры? Неужели вы не понимаете, что страной должны руководить воспитанные образованные люди?
Зара принесла влажную салфетку и передала ее Сугре. Только теперь Джеваншир заметил, что Сугра прижимает к лицу примочку, которая закрывала темно-фиолетовый кровоподтек под заплывшим глазом.
Сугра сегодня была в городе, она вышла из Министерства здравоохранения и увидела, как вооруженный охранник-«фронтовик», остановив прохожую, руками начал стирать с ее лица косметику. При этом он приговаривал, что не позволит женщинам, даже проституткам, безнаказанно расхаживать по городу с накрашенным лицом. Женщина отталкивала его и звала на помощь, но прохожие лишь ускоряли шаг и проходили мимо. Сугра потребовала, чтобы «фронтовик» прекратил хулиганить, тогда, отпустив свою жертву, он принялся стирать помаду с лица Сугры. Это был здоровенный охранник, и от него отвратительно пахло немытым телом. Сугра изо всех сил пыталась освободиться, но он лишь ухмыльнулся, прижал ее к себе еще крепче и, не обращая внимания на сопротивление, продолжал стирать на ее лице косметику. Тогда Сугра, изнемогая от бессилия и злости, вцепилась зубами ему в нос. Заре и Джеванширу она призналась, что в беспамятстве не замечала хлещущую кровь. Какие-то люди оттащили ее от «фронтовика», а ему, усадив на ступеньки у входа, пытались остановить кровь. С помощью врача из министерства кровь была остановлена. Но крики тут же возобновились с удвоенной силой. В министерстве позже рассказывали, что «фронтовик» орал, не умолкая, обнаружив, что в суматохе у него украли автомат. Какая-то интеллигентного вида незнакомая женщина, взяв Сугру под руку, отвела ее в сторону. Вместе с Сугрой она заскочила в такси и попросила водителя ехать, куда угодно, лишь бы поскорее и подальше. Через несколько кварталов она расплатилась и на прощание настоятельно посоветовала Сугре держаться на улице подальше от людей, похожих на «фронтовиков». Приличные люди стараются без необходимости в город не выходить даже днем, – сказала она Сугре.
– Дальше так жить нельзя. С этим надо покончить, – сказала Сугра, казалось, вот-вот у нее начнется истерика.
– Насколько я помню, тебе и советская власть не очень-то нравилась, – вскользь заметил Джеваншир.
– Не нравилась, – подтвердила Сугра. – И я рада, что в Азербайджане поменялся строй. А этих «фронтовиков» я ненавижу! И меня удивляет, что вы ни во что не вмешиваетесь.
– Я? Что я могу? Сугра, дорогая, успокойся, прошу тебя. Ты же знаешь, я живу в Бугурде и политикой не занимаюсь.
– Тейяр часто говорит мне, что вам надо заняться политикой. Пока не поздно, кто-то же должен отстаивать свободу и демократию. А вы сумеете это сделать, я уверена, – настаивала Сугра.
И тут Джеваншир заметил, что рядом с Сугрой стоит его жена Зара и тоже ждет, что он ответит. Никакого удовольствия ему это не доставило.
– Ты права. Политикой непременно должны заниматься интеллигентные, образованные люди с особым складом ума, по-моему, это называется государственным мышлением. А я биолог, причем с заочным образованием.
– Все понятно, вы решили наблюдать за происходящим со стороны. Если все умоют руки, то вернутся коммунисты. А тогда будет поздно! – не унималась Сугра.
Сама мысль о том, что он может повлиять на положение в стране, выглядела смешной, но впавшей в отчаяние Сугре он постарался ответить самым серьезным тоном:
– Мне приятно, что ты обо мне такого высокого мнения, но поверь мне, каждый должен заниматься делом, которое у него получается. На сегодня это единственный выход. Будем ждать и надеяться, что со временем положение улучшится. Постепенно во власть придут настоящие демократы, порядочные люди. Обязательно придут, и мы с тобой это увидим.
Сугра не слушала. Ее всю трясло от злости. Ей не терпелось ему возразить, но Джеваншир ее опередил.
– Вспомнил! Ты, кажется, сказала, что от охранника пахло луком и козьим сыром? Да?
В ответ та молча кивнула.
– А как ты определила, что пахло именно козьим? Это очень важно, Говори, я жду!
– Не знаю, – ответила сбитая с толку Сугра. – Ну, может быть, овечьим.
– Ничего хорошего! Запах овечьего напополам с луковым – это еще хуже. То есть намного хуже козьего с примесью лука. Этому хаму-«охраннику» очень повезло, что около Министерства здравоохранения ему встретилась ты. Благодаря тебе он лишился нюха и теперь может вволю наслаждаться жизнью без всяких неприятных запахов. Так что перестань переживать, все сложилось довольно-таки удачно. Думай о чем-нибудь более приятном, чем охранник, пахнущий овечьим сыром. И еще, перестань переживать из-за откушенного носа. Известны случаи, когда уши и носы у нынешних охранников восстанавливались полностью, как хвосты ящериц. Как раз на днях мне Вобла рассказывал поразительные вещи: сегодня у охранника нет носа, а через месяц вырастает такой носище, что девать его некуда. Ты, как врач, можешь все это проверить. Подумай. И ни о чем не беспокойся, – глубокомысленным тоном, без тени улыбки сказал Джеваншир, и на этом ему удалось закончить неприятный разговор.
Джеваншир погладил голову притихшей Сугры и вышел из комнаты. Зара пошла вслед за ним.
– Ты что несешь?! – шепотом спросила она Джеваншира. – Девочка в отчаянии, а ты ей о носах, хвостах, сырах!
– А что делать? – от неожиданности слегка смутившись, объяснил он. – Ты видишь, она успокоилась.
Вернувшись в свой кабинет, он позвонил в районный штаб Народного фронта Нифтали Каграманову и попросил его как можно скорее приехать в поселковый совет.
– Дело у меня к тебе образовалось, друг мой любезный Нифтали. Хорошее и полезное дело, – сказал он господину Каграманову, когда тот приехал.
Нифтали, сидя напротив него, выразил на лице по этому поводу радость и постоянную готовность быть всегда полезным.
Джеваншир коротко посвятил его в суть дела. Население Бугурда второй день сидело без продовольствия. Невозможно было даже в соседних селах купить хлеб, картошку и все виды крупы, поэтому он решил завезти в Бугурд несколько грузовиков картошки. Джеваншир звонил своим знакомым в Гедабекский район, и они обещали с картошкой помочь.
– Нет ничего легче. Свои грузовики у вас есть, за день можно съездить туда и обратно. Была бы картошка, – внимательно выслушав Джеваншира, сказал господин Каграманов.
– Ты сразу все понял. Молодец. Почему я обратился к тебе за помощью? В Гедабек отправятся три грузовика, и в одном из них поедешь ты. Утром выедешь, к вечеру вернешься. Согласен?
– Водители дорогу знают, могут и сами. Зачем вам я понадобился?
– Ты, дорогой друг Нифтали, задал мне главный вопрос: для чего? Тебе хорошо известно, что на дорогах все машины, и грузовые и легковые, досматриваются вооруженными «фронтовиками», и они на месте отбирают любой груз, который им понравился.
– Они делают это ради пользы нашего государства, в условиях военного положения, – приосанившись, заметил на это господин Нифтали.
– Конечно, ради пользы. Вот и мы привезем картошку ради пользы народа. Все надо сделать по вашим правилам. Ты получишь от своего начальства официальную сопроводительную бумагу, где будет указано, что картошка в грузовиках доставляется в районный штаб. После рейса ты сразу получишь за каждый грузовик по одному мешку картошки, деньги и вдобавок три крупных кутума. Все это отнесешь домой, своей семье. Мне кажется, твоя семья будет рада. Как, по-твоему, тебе удастся получить сопроводительное письмо с печатью и подписью начальника вашей организации?
– Удастся, – уверенно сказал Нифтали. – Начальник меня уважает.
– Прекрасно. Я еще раз сегодня позвоню в Гедабек, а ты завтра утром будь здесь. Выезд в семь часов.
Нифтали явился вовремя, имея на руках сопроводительное письмо. Джеванширу показалось, что Нифтали чем-то озабочен. Выяснилось, что начальник, выдавая документ, пожелал также получить вознаграждение в виде картошки, денег и кутумов в разумных пределах.
Джеваншир не стал упираться и обещал выдавать отдельно для «фронтовика»-начальника после каждого рейса два мешка картошки, деньги и два кутума.
Грузовики с картошкой благополучно вернулись в Бугурд. По дороге их останавливали для досмотра, и каждый раз появление Нифтали с охранной грамотой производило должное действие.
Под наблюдением Джеваншира первые пять мешков незамедлительно были выданы Нифтали и его начальнику. В Бугурде было двадцать семей, представители которых воевали в Нагорном Гарабахе. В каждый такой дом было отправлено по одному мешку. Всю остальную картошку те же грузовики отвезли на склад ватаги и ее в тот же день при активном участии члена поселкового совета Кямрана Садыхлы в течение нескольких часов раздали набежавшим потребителям из расчета один килограмм на каждого жителя.
Грузовики в сопровождении Нифтали совершили в Гедабек еще несколько рейсов, и через какие-то два месяца Бугурд был завален картошкой.
И без того сложное положение к этому времени значительно ухудшилось. После прихода к власти «фронтовики» не приобрели для страны ни одного союзника. Армения при всесторонней поддержке диаспоры, а также своих сторонников в России стремительно наступала. Сдалась Шуша – неприступный город-крепость, подступы к которому были надежно защищены горами. Перед народом с объяснениями выступил министр обороны, бывший школьный учитель. Слушали его внимательно, но выслушав до конца его нелепые объяснения, толпа его освистала. Так больше не могло продолжаться. Ощущалась, что назревают какие-то серьезные события.
Неожиданно в поселковом совете появился Нифтали. Он приехал предупредить Джеваншира, что к нему едут по какому-то важному делу префект района, он же руководитель районной организации Народного фронта Фарамаз Гамбаров и с ним крупный турецкий предприниматель Решад бей Вулкан.
– Вулкан?!
– Да. Его зовут Вулкан. Я его видел. Нормальный человек. Фамилия у него такая – турецкая.
В этот день Джеванширу впервые в жизни довелось принять участие в переговорах с зарубежным представителем.
Префект объяснил Джеванширу, что господин Вулкан, руководитель крупной турецкой компании и председатель строительного банка, находится в Азербайджане по официальному приглашению правительства страны. Одним из пунктов его визита является строительство на побережье Северного Апшерона курортного комплекса, а также в дальнейшем участие в эксплуатации комплекса в качестве его владельца. К Джеванширу он приехал для обсуждения всех вопросов, связанных с участком, находящимся на территории Бугурда.
Господину Вулкану на вид можно было дать лет шестьдесят. Это был высокий худощавый человек с тонким нервным лицом, с глазами под золотыми очками, внимательно наблюдающими собеседника. Производил он приятное впечатление.
Он показал Джеванширу макет будущего комплекса, в состав которого, помимо четырехэтажного главного корпуса, должны были войти двадцать коттеджей и несколько подсобных помещений. К макету прилагалась карта-план территории площадью в двадцать гектаров, предполагаемое место будущего строительства. Участок этот в основном был покрыт скалами и к морю выходил неровной узкой полосой. Это было живописное безлюдное место, на которое далекие от романтики рыбаки никогда не захаживали по причине ненадобности.
Посторонние люди здесь не появлялись, и уж тем более картографы, и поэтому Джеваншир сразу же выразил господину Вулкану удивление по поводу чудесного появления на свет подробного плана части территории Бугурда. Господин Вулкан любезно объяснил Джеванширу, что, прежде чем выбрать это место, он раз двадцать с официального разрешения властей облетел побережье. На сплошь застроенном побережье пустующий участок на скальном основании показался ему подходящим для будущего строительства. Участок был подробно сфотографирован с воздуха с разных точек, после чего появился этот план, который будет еще дорабатываться в рабочем порядке более подробно в зависимости от обычно неизбежно возникающих обстоятельств. Сюда они приехали для того, чтобы получить согласие на строительство в Бугурде курортного комплекса и в случае положительного ответа обсудить условия договора.
Господин Вулкан закончил и теперь ждал, что скажет Джеваншир.
– Проект мне понравился. Мне кажется, что появление такого комплекса для Бугурда может оказаться очень полезным. Я могу дать согласие на строительство. Моих полномочий для этого достаточно. Но прежде чем я его предоставлю в письменной форме, я должен знать условия договора.
Господин Вулкан не стал возражать против того, чтобы их общую точку зрения выразил префект района.
– Прежде чем приехать сюда, мы этот вопрос тщательно обсудили. И нашли окончательное взаимовыгодное решение. Короче говоря, фирма господина Вулкана, которой предстоит вложить в будущий комплекс основной капитал, в будущем будет получать семьдесят пять процентов от чистого дохода, вы – двадцать пять. Повторяю, это очень выгодные условия. При подписании договора вы получите крупный задаток.
В наступившей после этого тишине господин Вулкан спросил Джеваншира:
– Вы подпишете договор?
– Я никак не могу этого сделать. Договор имеет право подписать только владелец земли, на которой будет построен комплекс. Ни я, ни господин префект не имеют на это права. Владельцем этой земли в Бугурде является ватага.
Решад бей Вулкан не смог скрыть удивления, смахивающего на разочарование.
– Господин префект перед приездом сюда утверждал, что главным человеком в Бугурде являетесь вы.
– Я и сейчас говорю то же самое. Джеваншир Тагиев здесь главный, и я гарантирую, что его подпись на договоре будет официально признана и немедленно заверена в соответствующих инстанциях. Она не может быть оспорена. Разумеется, никто не будет возражать и против моей подписи. Я договорился об этом во всех инстанциях.
Чувствовалось, что господину префекту очень хочется, чтобы Джеваншир подписал договор.
– Господин префект прав, если я подпишу договор, то он будет считаться законным. Но только сегодня. Времена, как известно, меняются. Господин Вулкан, по вашим словам, строительство будет идти несколько лет.
– Два года, – уточнил Решад бей Вулкан.
– Это большой срок, поэтому мы с вами уже сейчас должны позаботиться о том, чтобы в будущем этот договор был признан законным. Скорее всего, в будущем новое руководство страны перезаключит его. Но уже с другой фирмой, то есть не с вашей, которая вследствие этого может понести большие убытки. Я думаю, вам этого не хочется.
К этому времени префект района оправился после неуверенности, вызванной словами Джеваншира.
– Мы приехали к вам, чтобы совместно обсудить серьезные вопросы. А вы вместо того, чтобы принять решение, пытаетесь втянуть нас в неуместные разговоры о политике. Вы ставите в неловкое положение не только меня, но и нашего турецкого гостя. Не ожидал от вас, – сердито сказал он.
– Это не так. Я в политике не разбираюсь. Но у меня хорошая память. Когда мы говорили о договоре, я вспомнил книгу, которую прочитал в десятом классе – «Боги жаждут» писателя Анатоля Франса. В ней рассказывается о французской революции. Участники победившей революции считали себя демократами, и главным их лозунгом было «Свобода, равенство, братство», точно такой же, как у Народного фронта. Они захватили власть и, отменив все действующие законы, приступили к управлению страной. Это продолжалось до тех пор, пока между ними не начались разногласия. Вначале они спорили, а потом сами же начали убивать друг друга.
Джеваншир вдруг заметил, что его внимательно слушают.
– Ну и чем все это закончилось? – незаинтересованным тоном спросил префект.
– Нормально закончилось, – постарался успокоить его Джеваншир, – после того, как они поубивали друг друга, к власти пришел Наполеон, поначалу тоже известный демократ. Но через некоторое время он стал императором Франции и в свою очередь заменил все предыдущие законы своими, то есть наполеоновскими.
– Не будем отвлекаться, – посмотрев на часы, предложил префект. – Что было, то прошло. Перейдем к делу.
Но перейти к делу сразу не удалось. Турецкий предприниматель, кажется, решил разузнать подробнее о варианте, предложенном Джеванширом.
– Насколько я понял, земля принадлежит организации, которую вы называете ватагой. Вы можете поименно назвать одного или нескольких человек, которые в качестве владельцев имеют право подписать договор?
– Вот он, пожалуйста. – Биби-ханым принесла список, и Джеваншир через стол протянул его бизнесмену. Ему показалось, что, начав читать, господин Вулкан, неприметно дрогнув лицом, на несколько мгновений вытаращил глаза.
– Здесь восемьдесят семь человек! Вы хотите, чтобы все они стали акционерами?!
Джеваншир кивнул:
– Конечно. Владельцами земли являются они, и только они. Мне кажется, без их участия рано или поздно у вас могут начаться неприятности.
Турецкий предприниматель ответил на это проницательным взглядом, направленным на собеседника.
– Эфендим Джеваншир, – улыбаясь, сказал он. – Я сейчас подумал, что вы никогда не станете богатым человеком.
– Жаль, – ответил Джеваншир, – но тут уж ничего не поделаешь. Каждому свое.
– Надеюсь, вы не обиделись? – вдруг спохватился господин Вулкан. – Вы уж не обижайтесь на старого человека за неудачную шутку.
– Нет, не обиделся. Да, чуть было не забыл. Я вспомнил о предложенных вами тридцати процентах прибыли для всей ватаги. Всего тридцать процентов?! – шутливо изобразив ужас, сказал Джеваншир.
– Пусть над этими конкретными деталями и цифрами думают юристы и эксперты, – торжественно провозгласил Решад бей Вулкан. – Я вам обещаю, все будет сделано на законном основании.
Префект смотрел на Джеваншира волком и от дальнейшего участия в разговоре устранился, впрочем, к нему никто и не обращался.
В течение двух недель в Бугурд почти ежедневно наезжали представители турецкой фирмы, а вместе с ними юристы и финансисты из Баку и Анкары. Договаривались, согласовывали и спорили. Наконец все документы были окончательно подготовлены для подписания сторонами. Приехал в сопровождении группы журналистов господин Вулкан и сопровождающие его лица. Со стороны Бугурда в подписании договора участвовали вместе с Джеванширом и Зохрабом восемьдесят семь членов ватаги.
После того, как посторонние разъехались, Джеваншир поздравил рыбаков с тем, что с сегодняшнего дня каждый из них стал капиталистом, о чем им выдан на руки соответствующий документ, на основании которого по законам капиталистического общества в будущем все они будут получать постоянный доход. Выслушав Джеваншира, рыбаки принялись разглядывать выданные им личные сертификаты на гербовой бумаге, с печатями и подписями. По общему мнению, значение звания члена ватаги все же ничуть не уступало их новому званию капиталиста.
Недовольным выглядел только Кямран Садыхлы. Он сказал Джеванширу, что рано или поздно всех капиталистов Бугурда переловят и надолго отправят куда надо. Он же как член поселкового собрания в письменной форме заявляет протест и снимает с себя всякую ответственность за происходящее.
Благодаря правлению Народного фронта окончательно выяснилось, что всеобщее недоверие граждан страны к власти неизбежно приводит к повсеместной разрухе в масштабе государства. Энергичные люди, на волне свободы, захлестнувшей все республики бывшего Советского Союза, провозгласили себя в Азербайджане демократами и реформаторами, плохо представляя себе, что это означает на самом деле. Своей активной деятельностью на вершине власти в довольно-таки короткий срок добились, что среди основной части населения возвышенное поначалу понятие демократ надолго потеряло всякую притягательность.
Неожиданно появился Нифтали. Джеванширу показалось, что он чем-то расстроен. Нифтали попросил Джеваншира сказать ему прямо, есть ли к нему претензии и если да, то откровенно рассказать, в чем он провинился перед народом. Джеваншир понял, что произошло что-то серьезное.
– Да нет, говорю откровенно, считаю, что ты славный парень и ни в чем плохом не замечен, – успокоил его Джеваншир. – Говори, что случилось?
– В Баку только что вернулся Гейдар Алиев, – оглянувшись по сторонам, вполголоса сообщил Нифтали. – Мне начальник сказал. Сразу собрал вещи, куда-то позвонил и уехал. А я остался, мне некуда ехать.
– Поздравляю. А тебе нечего бояться, – успокоил его Джеваншир. – Все знают, что ты искренний демократ и грамотный водопроводчик. Я думаю, неуютно почувствуют себя жулики и предатели. Так что живи и радуйся.
Через сорок минут Джеваншир был в городе. Вся площадь Свободы от края до края, от Дома правительства до моря была заполнена людьми. Над всей площадью нависла тишина, она взорвалась, когда на трибуне появился Гейдар Алиев. Люди от радости плакали и обнимались. Джеваншир увидел Владлена Зарбалиева, он стоял на краю плотной людской массы и старательно вытирал платком слезы.
– Джеваншир, вы видите, он приехал один. Не имея ни армии, ни денег, взял в свои руки власть. «Фронтовики» разбежались, как тараканы. Всё! Теперь я могу спокойно умереть.
– Если вы это сделаете, я на вас обижусь, – серьезным тоном сказал Джеваншир.
Зарбалиев, перестав вытирать слезы, уставился на Джеваншира. Затем рассмеялся и, встав рядом, обхватил его плечи.
На свете существует множество привычных вещей, истинную необходимость которых человеку дано почувствовать лишь при определенном стечении обстоятельств. Вдруг горожане вспомнили, что существует такая приятная безопасная процедура, как вечерние и ночные прогулки. Точнее, они об этом не забывали и при Народном фронте, но с наступлением темноты из дома старались в одиночку не высовываться даже по делу, потому что большинству из них не нравилось, когда группа незнакомых людей бьет их по голове и, приговаривая обидные слова в адрес их ближайших родственников по женской линии, отнимает деньги или часы.
Вдруг выяснилось, что можно съездить на машине за город, не опасаясь, что по дороге ее отберут и вместе с ней, или в лучшем случае, угрожая пистолетом, отнимут содержимое багажника и карманов. Одним словом, выяснилось, что приятные вещи все-таки существуют. Пенсию и зарплату стали выдавать полностью и вовремя, а не с опозданием в несколько месяцев. В квартиры начали поступать электричество и газ. На центральных улицах на глазах прохожих перестали резать скот и сразу здесь же продавать свежее мясо. В хлебных лавках даже по ночам теперь продавался хлеб, и за ним уже не стояли длинные очереди. С анархией было покончено. С каждым днем укреплялся правопорядок и нормы демократического государства.
До сих пор неизвестна технология, благодаря которой это произошло, но зато установлен неопровержимый факт: реанимация страны началась в день возвращения Гейдара Алиева и в дальнейшем каждодневно проходила под его руководством.
Было заключено перемирие. Боевые действия в Нагорном Гарабахе были прекращены, начались дипломатические баталии с участием представителей трех мировых держав. В окончательном справедливом решении переговорщики заинтересованы не были, так как великие державы в свои истинные намерения не посвящали даже собственных представителей. Поэтому те на глазах всего цивилизованного мира годами продолжали вести пустопорожнюю, по форме бескомпромиссную полемику преимущественно на тему пользы мирного сосуществования народов, как в отдельно взятом регионе, так и на всей планете в целом.
Заждавшись окончания переговоров, Азербайджан заключил «Контракт века» с теми же великими державами. По условиям контракта, в их сторону устремилось по нефтепроводу высокооктановое горючее, а в обедневший вконец Азербайджан хлынули живительные финансовые потоки. Началась человеческая жизнь.
Решад бей Вулкан ошибся в расчетах. Строительство курортного комплекса заняло не два года, а целых пять. Наступила завершающая стадия. С утра до позднего вечера садовые рабочие под руководством агрономов бурили в скальном плато большие воронки, затем, засыпав их землей, высаживали саженцы кипарисов, акаций и пальм.
На открытие комплекса Вулкан прибыл с женой и сыном Турханом, которому Решад бей, перед тем как уйти на покой, передал все бразды правления. Природа позабавилась в очередной раз, гора родила мышь. Сын высокого представительного отца с вальяжными манерами приветливого Решад бея был чрезвычайно маленького роста, почти карликом с подвижным лицом, хитрыми бегающими глазами и холодными потными ладонями.
На праздничный вечер, кроме акционеров, были приглашены гости из Баку и Анкары. Нарядно одетых было много, но главных виновников торжества оказалось меньше, чем ожидалось, Джеваншир насчитал в зале не больше двадцати акционеров. Зохраб рассказал ему, что последние полтора года люди ныне действующего Вулкана тайком скупали у членов ватаги их паи. Сам Зохраб узнал об этом только сегодня. Скупали по вполне приличным ценам турки, работающие на строительстве курортного центра.
Неприятное известие застало его врасплох.
– Ватаге принадлежала половина акций. Теперь она перестала быть совладельцем. – Джеваншир размышлял вслух. Настроение у него было изрядно подпорчено. – Из-за нашей жадности теперь часть территории Бугурда вместе с курортным центром ватаге не принадлежит.
– Не расстраивайся, – сказала Зара. – В конце концов, какая разница, кому принадлежит то, что построили в Бугурде. Полюбуйся, какая красота! Надо будет посмотреть на здание со стороны моря.
Отделанное мрамором здание прекрасно выглядело с любой стороны. Играл оркестр, произносились речи. В своем выступлении перед гостями юный Вулкан отметил, что новый комплекс является зримым вкладом турецкой компании в укрепление высокого доверия и неувядающей дружбы между Азербайджаном и Турцией.
После торжественной части гостей пригласили в ресторанный зал, из которого открывался ласкающий взгляд морской вид, где был дан банкет на сто сорок персон.
На тему продажи паев Джеваншир поговорил лишь один раз, случайно увидев на берегу Воблу, при каждой встрече неизменно выражающего радость и готовность услужить такому уважаемому человеку, как Джеваншир. За последние годы Вобла поседел, поправился, выходить в открытое море уже не решался. Мелкоячеистую сеть по вечерам он ставил близко, в ста метрах от берега, поутру в удачные дни закидывал в лодку два-три десятка кутумов и кефали.
– Объясни мне, дорогой мой Вобла. Для чего тебе понадобилось продавать туркам свой сертификат?
– Машину купил. «Хундай» называется. Раньше даже «Жигули» с трудом можно было купить, да и то через перекупщика. Сейчас есть все, лишь бы деньги были, хочешь – «Мерседес», хочешь «Сонату». Все-таки капитализм – хорошая вещь. – Похоже, Вобла истосковался по разговору со стоящим человеком, говорил он без остановки.
– Вобла, мы все знаем, какой ты труженик. Как же получилось, что денег на покупку машины у тебя не оказалось, и ты был вынужден продать свой сертификат?
– Были у меня деньги и сейчас есть. Но машину на них покупать жалко. У меня семья, две дочки на выданье, на пустяки денег у меня нет. Турки сами пришли, предложили нормальные деньги. Я на них машину купил, большой телевизор, гараж построил. По-моему, я этот сертификат вовремя продал. Он вроде ваучера. Помнишь, всем ваучеры раздавали? Говорили, дело надежное, выгодное. Где они? – Вобла вдруг насторожился. – Может быть, я неправильно поступил. Ты скажи.
Джеваншир поспешил его успокоить:
– Сертификат принадлежал тебе. На нем даже написано, что он твой. Ты правильно поступил, не сомневайся.
– Я вам советую тоже его продать. Такие деньги на улице не валяются.
– Наверно, надо. Не получилось из нас капиталистов, Вобла. Смотри, капиталисты вон они там! – Джеваншир показал на курортный центр. – Будем ходить к ним пиво пить.
У Зохраба по поводу проданных сертификатов было свое мнение:
– Тебе надо было отобрать у наших умников сертификаты и запереть их в этот сейф! Сегодня голова у тебя не болела бы, – кивнув на сейф в кабинете, сказал он Джеванширу. – А Вулкан-сынок тоже хорош, при встрече «эфендим, эфендим», улыбается, а сам за нашей спиной у ватаги скупал ее паи.
– Мне нет дела до Вулканов, ни до отца, ни до сына, они мне никто, они пришлые бизнесмены. И поступили они, как бизнесмены, по своим правилам. Честно говоря, меня удивили наши друзья. Договаривались втайне от меня с турками. Мне это неприятно еще и потому, что вдруг выяснилось, что я посторонний человек, от которого что-то скрывают, – сказал Джеваншир.
– Никакой ты не посторонний. Я же этих людей тоже знаю, они догадывались, что продажа сертификатов тебе не понравится, и поэтому решили свои коммерческие сделки от тебя скрыть. Жадность одолела. Теперь стараются лишний раз на глаза тебе не попадаться. Им стыдно. А ты только подумай над тем, что здесь произошло на самом деле. Турки довольны, – они построили курортный центр в Бугурде, кого ни спроси, все довольны, потому что здесь стало лучше и красивей, рыбаки счастливы, они выгодно продали свои сертификаты. Один только ты чувствуешь себя несчастным посторонним человеком? Может быть, подумаешь и поймешь, что все идет нормально, – чувствовалось, что Зохраб расстроился, и Джеваншир решил не спорить.
– Просто я плохо переношу удары в спину. А в остальном, конечно, ты прав, – миролюбивым тоном сказал он.
На час дня у Джеваншира была назначена встреча с Тейяром. Тот звонил из Министерства здравоохранения и сказал, что у него для Джеваншира есть очень приятные новости. В дом торжеств, где они договорились встретиться, Джеваншир и Зохраб пришли на полчаса раньше. На раскаленной улице за окном не было ни одного человека. В такую жару население Бугурда, за исключением рыбаков в море, отсиживалось дома.
В ожидании Тейяра они наслаждались кондиционированной прохладой, пили чай и беседовали.
– Решил у себя дома поставить большой аквариум, метра полтора на метр. За рыбами буду ухаживать сам, – сказал Джеваншир.
– Очень хорошо. Не знал, что тебе подарить на день рождения. Будет тебе аквариум.
– Подари. Каждый день по утрам буду их кормить и при этом просить у них прощения за всех рыб, которые погибли от моих рук.
Зохраб внимательно посмотрел на своего друга.
– Такие мысли приходят в голову только очень здоровому человеку. Был бы у тебя ревмокардит, как у меня, например, ты с утра мечтал бы только о том, как избавиться от боли. А ты здоров, как бык, слава Богу, вот и приходят тебе в голову необычные мысли. Ты мне расскажи, пока не поздно, о чем ты еще думаешь?
– Нечего рассказывать. А в голову в последнее время мне приходят в основном мысли только приятного свойства. Так что ты зря беспокоишься обо мне.
– А о ком мне еще беспокоиться? – удивился Зохраб.
Предполагается, что будущее изначально скрыто от человека в основном ради его же пользы. Если бы людям удавалось раньше времени узнавать о своем будущем или о том, чего и когда конкретно им ждать от соседей, бытовых приборов или стихийных бедствий, то мир, скорее всего, неузнаваемо изменился бы. В хорошую или плохую сторону, это в каждом отдельном случае показал бы подробный научный анализ с участием математиков, философов и криминалистов широкого профиля.
В связи с вышесказанным можно с уверенностью сказать, что если бы в тот день Джеваншир и Зохраб узнали о том, что происходит за дверью шахматного клуба, расположенного напротив окон дома торжеств, то, не дожидаясь результатов научного анализа, им удалось бы предотвратить события, способные исказить их будущее самым беспощадным образом.
В шахматном клубе преимущественно играли в нарды, домино и шашки. Шахматы и бильярд спросом не пользовались. В шахматы почти не играли, потому что в обоих комплектах отсутствовала часть взаимонезаменяемых фигур. Желающие сыграть в бильярд иногда появлялись, но нервный заведующий клубом не мог привыкнуть к резкому стуку шаров и по этой причине в надежном месте прятал от начинающих бильярдистов кий с шарами. Заведующим клубом был Йолчу Багбанлы, бывший директор дома торжеств, по своей просьбе переведенный по причине преклонного возраста на новую должность.
Последние несколько месяцев в клуб зачастил сын Зохраба Джавид. С одним или двумя приятелями он на несколько часов уединялся в той части комнаты, где стоял обитый зеленым сукном стол. Всем знакомого запаха анаши не ощущалось, а то, что ребята в прохладном месте поигрывают в картишки, Йолчу не тревожило. Он и Зохраба поставил в известность о том, что Джавид, кажется, перестал курить анашу, а сыграть в карты захаживает в клуб со своими приятелями с вполне приличными городскими манерами.
Перед тем, как прийти сегодня в клуб, Джавид зарядился по полной программе «снежком» и теперь ощущал в себе необычный прилив мыслительных способностей и бодрости. Употреблять «снег», иначе говоря, порошок кокаина, научил Джавида его двоюродный брат Афлатун, сын сестры покойной матери. Определив по запаху, что Джавид курит анашу, братец обозвал его деревней и предложил попробовать лучшее в мире средство для улучшения настроения, укрепления духа и всестороннего подъема сил. Кокаин произвел на Джавида исключительно положительное впечатление, и он навсегда забыл о расслабляющей человека травке. При этом братец предупредил, что у принимающих кокаин иногда падает настроение, вплоть до беспричинных приступов злости, но по сравнению с получаемым наслаждением все это пустяки, и опасений они не заслуживают. Умному человеку надо запомнить и научиться держать себя в руках. Тот же двоюродный брат, известный в Баку ветеринар, специализирующийся на лечении любых домашних животных, от собак и попугаев до хомяков и аквариумных рыбок, рекомендовал Джавида продавцам кокаина, и теперь тот, созвонившись с продавцом, мог купить пакетики с расфасованным порошком, когда только захочется, в парадном входе рядом с рестораном «Метро». Братец посоветовал Джавиду не принимать за один раз больше одного пакетика божественного порошка, но через полтора месяца тот понял, что для ощущения полного счастья ему требуется чуть больше. Два пакетика с интервалом в полчаса давали потрясающий эффект. В ночь полнолуния Джавид увидел на поверхности луны маленький, не больше таракана, американский луноход, который медленно, с остановками передвигался в неизвестном направлении. Джавид как здравомыслящий человек был уверен, что этого не может быть, но на всякий случай об увиденном луноходе сообщил братцу. Тот объяснил ему, что ему тоже доводилось несколько раз там же видеть луноходы, причем, разные. По его мнению, они были созданы в двух странах – покорительницах космоса, и ничего странного в этом нет. Но рассказывать посторонним о лунных объектах Джавиду запретил, во избежание нежелательных сплетен. На вопрос Джавида, что произойдет, если использовать три пакетика подряд, братец туманно объяснил, что результат зависит от сочетания многих обстоятельств, поэтому вопрос приема третьей дозы следует решать самостоятельно, в разгар эйфории, вызванной содержимым второго пакетика.
Сегодня Джавид пришел в клуб с приятелем по имени Гариб, он же Гусик. Гусик, профессиональный бездельник, был мелким карточным шулером. Джавида он «пас» с первых дней знакомства вот уже полтора года, и этот регулярный выигрыш давно уже стал частью его постоянного ежемесячного дохода.
Игра началась неудачно для Джавида, Гусик с улыбкой превосходства забрал два банка подряд. Джавиду манеры Гусика сегодня не понравились, в связи с чем ему вспомнились случаи, когда ему казалось, что Гусик передергивает. Он решил не отвлекаться и тщательно проследить за партнером, когда тот будет сдавать карты. Чувства Джавида были обострены настолько, что Джавид услышал, как сброшенная Гусиком карта упала на пол. Он заглянул под стол и успел увидеть, как сброшенную карту накрыла нога партнера. Сама нога Гусика, обутая в черный до блеска начищенный ботинок с острым носком, вдруг показалась ему вызывающе наглой и до предела усилила его раздражение. Он испытал страстное желание тут же под столом разодрать в клочья наглую ногу, но отвлекаться не стал. Джавид обошел стол и подошел к Гусику.
– Только что ты сбросил со стола карту и наступил на нее. Я видел. Подними ее.
Гусик считал себя человеком бывалым. Бит он был много раз, обычно били его нормальными способами – кулаками и ногами, если не считать двух случаев с применением шашлычного шампура и стула. Все это способствовало развитию интуиции, и теперь он почти всегда заранее знал, на что способен рассерженный партнер. Приятеля-анашиста он не боялся. Постоянно пребывающий в расслабленном состоянии Джавид на проигрыши реагировал спокойно, со своей обычной блуждающей улыбкой на лице. Поэтому Гусик не стал оправдываться, он решил перейти в наступление сам:
– Я сбросил карту?! Весь Баку знает, что для Гусика честь дороже всего! Если кто-то сбросил, значит это ты. Лезь под стол, пока я не рассердился. Ты же знаешь, какой я темпераментный! Жду!
Джавид почувствовал ненависть такой силы, что ему свело скулы, и он онемел. Трясущимися руками он полез в задний карман брюк и вынул складной нож. Это был дивной красоты японский кнопочный нож – подарок двоюродного братца, и он всегда носил его с собой.
Гусик посмотрел на блестящее лезвие японского ножа, затем перевел взгляд на перекошенное бешенством, побелевшее, как мел, лицо приятеля, который, судорожно подергивая уголками рта, смотрел на него в упор глазами без белков, одними неестественно расширенными зрачками. Пахнущая смертью жуткая личина незнакомого человека приблизилась вплотную.
Гусик понял, что ему наступил конец. Преодолев смертельный ужас, целиком захвативший все его тщедушное тело, он громко заверещал и метнулся к выходу.
Джавид не сомневался, что догонит Гусика. Он был как никогда преисполнен сил и весь целиком нацелен на цель. Больше всего в жизни ему хотелось догнать и уничтожить объект своей ненависти. Гусика надо было схватить, прежде чем он добежит до своей машины, оставленной во дворе Зохраба.
На безлюдной улице расстояние до пронзительно визжащего в предсмертной тоске Гусика быстро сократилось до одного метра. И тут между Джавидом и Гусиком встал, словно выросший из-под земли, Тейяр.
– Джавид, прошу тебя, остановись! – он попытался удержать Джавида руками, упираясь ему в грудь. В завязавшейся борьбе атлетически сложенному Тейяру, казалось, удастся остановить Джавида. И ему действительно это удалось. Но ничего хорошего из этого не вышло.
Из окна дома торжеств Зохраб и Джеваншир видели, как Джавид побежал дальше, а Тейяр остался на месте. Когда они подбежали к лежащему на земле Тейяру, из раны на груди, окрашивая в алый цвет белую рубашку, еще продолжала вытекать кровь. Доктор Тейяр был мертв.
Вместе с Йолчу они перенесли тело в зал торжеств и там уложили его на большой банкетный стол. У Йолчу тряслась голова, он плакал. Джеваншир сидел неподвижно на том же месте, где ожидал прихода Тейяра, и о чем-то сосредоточенно думал.
Молчал и Зохраб, он ждал, что скажет Джеваншир.
– Это должен сделать ты, – сказал ему Джеваншир.
– Что это даст? Тейяра уже нет. Если Джавид отправится в тюрьму, я знаю, оттуда он не вернется. Со мной тоже будет покончено, я этого не выдержу. Джавид – убийца, но он мой сын. Тейяра нам не вернуть, – Зохраб говорил медленно, с надеждой, не спуская глаз с Джеваншира.
Джеваншир молчал, потому что не знал, что ответить. У него не было детей, и ему не дано было знать, что испытывают родители, узнавшие о гибели сына. Но, глядя на мертвого Тейяра, он испытывал пронзительное горе. Скорбь проникла глубоко и раздирала его изнутри. Он всегда недолюбливал наркомана Джавида и терпел его присутствие только ради Зохраба. Если бы он оказался рядом с Джавидом на месте убийства, то, не задумываясь, убил бы его ради спасения Тейяра. Он знал, что место Джавиду в тюрьме, но при этом не мог забыть и того, что больной Зохраб вряд ли дождется его освобождения.
– А что я скажу Сугре? – вдруг ни к кому не обращаясь, воскликнул Джеваншир. Эта неожиданная мысль на время полностью лишила его воли.
– Я не стану возражать, если ты сейчас же позвонишь в райотдел и сообщишь им, кто убил Тейяра. Пожалуйста, звони. Все по закону. Только прежде подумай, неужели Азиз Араслы знает о справедливости больше, чем мы с тобой. Я тебе всегда говорил правду. Я клянусь тебе, что сегодня я сделаю то, что должен был сделать давно. Этой ночью я отвезу Джавида сам в психиатрическую больницу, и он пробудет там столько лет, сколько понадобится для полного излечения. Джеваншир, поверь мне, Сугра и ее ребенок до конца моей жизни ни в чем не будут нуждаться.
В наступившей тишине Йолчу начал рассказывать, каким хорошим человеком был Тейяр, каким заботливым и знающим врачом оказался, когда спасал от смертельного менингита его жену Лейлу. По морщинистому лицу Йолчу текли слезы, дрожал голос, и говорил он с трудом, но остановиться не мог.
Не дослушав Йолчу, Джеваншир взглядом попрощался с Тейяром и пошел к себе в поселковый совет.
Гусик успел добежать до машины. Прежде чем запереться в ней, он с мстительной ухмылкой успел сообщить Тамаре, жене Зохраба, что Джавид остался в клубе играть в карты с Йолчу, и уже обыграл старика до последней копейки, а он не остался, так как спешит в город на важное производственное совещание. После чего нажал на газ с такой силой, что забуксовавшая на месте машина рывком сорвалась с места и стремглав помчалась куда подальше от дома Джавида. Еще через полчаса домой вернулся Джавид. Он прошел в свою комнату, лег на кровать и крепко заснул.
Зохраб свое слово сдержал. Ночью он отвез Джавида в Маштаги и передал его там доктору медицинских наук Алхазу Надирову, имеющему большой опыт успешного лечения закоренелых наркоманов всех разновидностей в условиях строжайшего режима психиатрической клиники.
Подполковник Араслы прислал в Бугурд следственную группу в составе трех человек, которая допросила почти всех жителей. Работа не останавливалась даже в день похорон. Хоронить Тейяра из города приехало множество людей. На Сугру невозможно было смотреть. Еще вчера цветущая привлекательная женщина теперь была похожа на человека, перенесшего тяжелую изнурительную болезнь. Каждый день она забегала в поселковый совет в надежде узнать у Джеваншира какую-нибудь новость о поимке убийцы Тейяра, а тот утешал ее, с трудом подбирая какие-то подходящие слова.
На поминках в доме Сугры Джеваншир ни с кем не разговаривал, молча сидел за столом, губы у него были темно-синего цвета. Когда подошла Сугра, он не сразу ее увидел.
– Джеваншир-муаллим, вам нельзя здесь оставаться. Вам надо немедленно пойти домой и лечь. Пошли, я вас провожу, – сказала она и не отходила до тех пор, пока он не поднялся и не пошел вслед за ней к выходу.
Зохраба в день похорон Тейяра на кладбище не было, не приходил он и на поминки. Его жена Тамара сказала всем, что он болен, и это было правдой.
Был поздний вечер. Сугра с сыном была дома. В кресле они помещались вдвоем, и это всегда доставляло ей тихую радость.
Она перестала дремать, когда ей показалось, что в наружную дверь кто-то скребется.
– Мама, как же это получается, что в этом кресле мы с тобой каждый раз вместе засыпаем и одновременно просыпаемся, – спросил Дамир.
Подумав, она нашла для него подходящее, на ее взгляд, объяснение.
– Это происходит по закону сообщающихся сосудов, – сказала она сыну.
– А разве мы с тобой сообщающиеся сосуды? – не унимался Дамир.
Терпеливо отвечать на бесчисленные вопросы Дамира она научилась у мужа. Он умел придумывать ответы на все каверзные вопросы сына и при этом никогда не сердился.
– Нет. Теперь мы с тобой уже не сообщающиеся, но закон продолжает действовать.
На этот раз в дверь уже позвонили, и домработница Сара пошла открыть.
Пришел заведующий шахматным клубом Йолчу Багбанлы. Он уже был совсем старенький, у него слезились глаза и дрожали руки, и он не мог с этим справиться. Рядом с ним стояла его жена Лейла. Сугра их знала давно, оба были частыми посетителями клиники, но в доме у нее были впервые.
Она провела их в столовую, ребенка увела Сара.
Йолчу сказал, что они пришли сказать Сугре, кто убил ее мужа. И подробно рассказал, как накурившийся анаши Джавид ударил ножом доктора, который пытался спасти от смерти приятеля Джавида, такого же беспутного наркомана и картежника. Так она на седьмой день смерти узнала имя его убийцы.
Она слушала, не перебивая, с неподвижным лицом.
Йолчу сказал, что все произошло очень быстро. Когда они втроем – Зохраб, Джеваншир и он – подбежали к доктору, он был уже мертв, спасенный им человек побежал дальше, а Джавид, не останавливаясь, с ножом в руке снова погнался за ним.
– Подожди, Йолчу. Ты сказал, что Джеваншир видел, кто убил Тейяра?
– Да. Мы все трое видели, убил Джавид – старший сын Зохраба.
– А Джеваншир?.. Ты сказал, что Джеваншир все видел?
– Ну да, я так сказал. Джеваншир стоял рядом со мной. И к доктору Тейяру мы подбежали все вместе.
В наступившей тишине Сугра неуверенно водила руками по скатерти, как это делают слепые люди, когда хотят что-то найти.
– Вы сообщили в милицию имя убийцы?
Йолчу покачал головой:
– Нет, никому, кроме тебя.
– Йолчу, после убийства прошло шесть дней. Почему ты лишь сегодня пришел сказать мне, кто его убил?
Тот посмотрел на жену и ответил, как бы заручившись ее поддержкой.
– Мы с Лейлой – старые люди, она каждый день плачет, я тоже не нахожу покоя. Мы должны были сюда прийти. Я готов пойти, если меня вызовут, и рассказать, что своими глазами видел, кто убил доктора Тейяра.
Сугра отрешенно кивнула, она о чем-то задумалась. Когда Йолчу с Лейлой стали уходить, она не пошла провожать.
Ее отвлек от размышлений Дамир, он подбежал к креслу и уткнулся лицом ей в колени. Она прижала сына к себе.
– Одень его потеплее, – сказала Сугра вошедшей Саре, – на улице прохладно. Ты тоже оденься, пойдешь с нами.
– Мы идем гулять! – сказал он Саре, – видишь, ты не верила, а я уже выздоровел.
Сугра подошла к висящему на стене охотничьему ружью – подарок Джеваншира в день рождения Тейяра. Это было автоматическое пятизарядное ружье фирмы «Зауэр». Из дому она вышла, как была, в черном траурном платье, с ружьем в руках. Втроем они подошли к дому Зохраба.
– Посмотри на этот дом, сынок. Здесь живет тот, кто убил нашего папу. Он до сих пор не наказан, потому что в Бугурде не нашлось настоящего мужчины, который потребовал бы для убийцы возмездия. У твоего отца не оказалось здесь ни одного близкого человека, только я, его жена, и ты, наш маленький сын. Помни это. Когда вырастешь, спросишь убийцу, за что он убил твоего отца? – она погладила сына по голове. – Запомнишь?
В ответ Дамир молча кивнул.
Сугра подвела за руку Дамира и Сару к уличному фонарю и попросила их оставаться здесь. Сама вернулась к дому и с двух шагов выстрелила в освещенное окно. Она расстреляла все пять патронов. И стала ждать. Погода была тихая, выстрелы прозвучали оглушительно громко. Несмотря на поздний вечер, на звуки стрельбы тут же сбежались соседи.
Джеваншир в это время был у себе в кабинете. Он выскочил на улицу после первого же выстрела и побежал по направлению к дому Зохраба, откуда доносились звуки стрельбы.
Из дома вышли Зохраб и его жена Тамара. В недоумении они смотрели на Сугру. Молчали и соседи.
– Ты ничего не хочешь спросить? – спросила Зохраба Сугра.
Подумав, Зохраб отрицательно покачал головой.
– Нет, не хочу. Сугра, прошу тебя, успокойся.
– С ума сошла?! – стряхнув с себя оцепенение, завопила Тамара. – Ты почему в нас стреляешь? За что?!
– Ты спроси Зохраба, может быть, он скажет.
Тамара не успела что-нибудь сказать, потому что увидела Джеваншира. Увидела его и Сугра.
Джеваншир прошел сквозь столпившихся людей и подошел к Сугре. Она, не отрываясь, смотрела на Джеваншира, и он отвел от нее глаза.
– Мы вас так уважали, Джеваншир. И любили. Тейяр часто объяснял мне, за что он гордится вами, и я ему верила. А сегодня я поняла, что гордиться нечем, потому что все ваши слова – пустой звук, воздух, – она повернулась к Тамаре. – Прости меня, Тамара, тебя я ни в чем не виню. Но для них нет у меня прощения. Они знали, кто убил Тейяра, и скрывали это, глядя мне в глаза. Хуже твоего мужа в Бугурде только Джеваншир. Ты знаешь, почему он молчал? Потому что Джавид – его сын.
– Не говори вещи, за которые потом тебе будет стыдно, – сказала Тамара. – Не надо. Все знают, кто отец Джавида.
– Ты ошибаешься, Тамара. Правду знаю только я. Но никому о ней не говорила, – перебила ее Сугра. – Ты послушай меня! У Джавида первая группа крови, резус отрицательный. А у Зохраба четвертая группа. Он не может быть отцом Джавида. В Бугурде у двух мужчин первая группа крови с отрицательным резусом – у Джавида и его настоящего отца Джеваншира. И поэтому они внешне так похожи друг на друга. Даже походка у них одинаковая, – Сугра говорила, не повышая голоса, но ее услышали все. Со стороны могло показаться, что в этот теплый осенний вечер сошлись в мирной беседе две подруги-соседки. Так могло показаться со стороны.
– Нельзя быть такой злой. Зохраб и Джеваншир свою жизнь прожили. Не тебе их судить. Боюсь, Сугра, задушит тебя злоба.
Джеваншир верил Сугре, ее слова проникали глубоко вовнутрь и продолжали его мучить. После потрясений последних дней к известию о том, что у него есть сын по имени Джавид, он отнесся бы как к грубой пошлой шутке и вышвырнул ее из памяти, если бы эту новость вместе с ним не услышал его старый верный друг Зохраб.
Препираться с женщиной, закусившей удила, последнее дело. Всем понимающим людям известно, что ради сохранения достоинства не подобает человеку возражать женщине, в тоске и горе не ведающей, что она говорит. Поэтому никто не удивился, когда Джеваншир ушел, ни слова не сказав в ответ Сугре.
Чтобы не встречаться взглядом с Зохрабом, он развернулся на месте и, не выбирая дороги, пошел прочь, лишь бы не слышать голоса Сугры.
Домой он вернулся поздно. Он поцеловал жену и вслед за ней прошел в комнату, где его ожидал накрытый стол.
– Спроси, что у нас на ужин?
– Догадался по запаху, дикая утка.
– Две утки четыре часа томились в духовке. Сказать Тине, чтобы несла?
– После того, как переоденусь.
Дикая утка была его любимым блюдом. Чтобы не приелась, ее готовили не чаще двух раз в год.
– Ты знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил он, спустившись в столовую через несколько минут.
– О чём? Конечно, знаю. Ты думаешь о дикой утке, пахнущей только так, как может пахнуть жирная дикая утка, которая четыре часа томилась на медленном огне в своем соку вместе с луком, перцем и розмарином. Угадала?
– Почти. Я думаю об утке и твоей сестре.
– Как интересно! Ну и что ты думаешь об утке и моей сестре?
– Ты утром позвони ей. Завтра воскресенье. Пусть вместе с мужем и твоей мамой завтра приедет на обед с уткой. Как раз к этому времени я вернусь с моря. Семейный обед, это так приятно.
– Молодец, всех вспомнил, сестру с мужем, маму. Никого не забыл. Все понятно. Ты раздумал ужинать. Чем расстроен? Рассказывай.
– Есть не хочется, – объяснил Джеваншир. – Ты же знаешь, со мной такое случается. Даже думать о еде не могу. Обиделась?
– Ничего страшного, – сказала Зара. – Что, мы утку не видели? Сядь, отдохни, у тебя измученное лицо. Захочется, позже расскажешь, что тебя расстроило.
Джеваншир не стал рассказывать о своих переживаниях. Вместо этого он сделал заявление, граничащее с официальным:
– Мы женаты сорок лет, женился я потому, что очень любил тебя. Это удивительно, но спустя столько лет я люблю тебя гораздо сильнее, чем тогда.
– Ничего удивительного. Вспомни, как с первой встречи мы вцепились друг в друга. А когда люди так долго живут вместе, им начинает казаться, что на всем белом свете друг другу нужны только они.
Джеваншир покачал головой:
– И отец говорил мне что-то похожее. После того как погибла мама, отец очень изменился. Он ушел в себя, перестал интересоваться всем, что происходило вокруг него, не стал встречаться с друзьями. Пока он болел, я не отходил от него, всегда был рядом. Я знал, что он меня любит, но он почти перестал со мной разговаривать, а когда при нем я вспоминал маму, просил меня замолчать. Однажды, это было незадолго до его смерти, он заговорил со мной о маме. Сказал, что она единственный человек, которую он любил и продолжает ее любить, когда ее нет. Я тоже любил маму, но в тот день я очень обиделся. Ты представить себе не можешь, как мне стало обидно. А я, твой сын, между прочим, тоже единственный, получается, для тебя перестал существовать?! Он засмеялся в первый раз после смерти мамы и взял меня за руку. Конечно, я люблю тебя, никогда не сомневайся в этом. Сейчас тебе не понять, что со мной происходит. Но когда-нибудь ты, может быть, поймешь, что если очень любишь, много лет, жена становится твоей частью, твоим единомышленником, которому известны все твои мысли и желания. Ты не замечаешь, как это происходит, но со временем она становится для тебя главнее родителей, детей, всех родственников и друзей. С утратой ее эта тоска заполняет всего человека, терзает его во сне и наяву, и спасения от нее нет. Смерть становится манящей и желанной, мечтаешь лишь о том, чтобы она поскорее пришла избавить тебя от нестерпимых мук. Большая трагедия умереть вторым. Мне не повезло…
– Твоего отца можно понять, он пережил страшную трагедию, – сказала Зара.
– Только теперь я начал это понимать. Может быть, благодаря тебе.
– Мы оба живы, не надо думать о печальном. – Она подошла к Джеванширу и погладила ему голову. – Оглянись вокруг, ты уже дома. Все у нас хорошо, выкинь из головы грустные мысли, – она улыбнулась и заглянула ему в глаза. – Если надумаешь, может быть, расскажешь, из-за чего расхотелось есть утку?
– Ничего серьезного. Все очень просто. Я давно думаю, что пришло время, нам надо переехать в город. Все откладывал сказать тебе. А сегодня, наконец, решился. Я знаю, ты не будешь против. Переедем, поживем, наконец, как люди хотя бы на старости лет. Квартира есть, в деньгах не нуждаемся… Как ты смотришь на это?
– Решать тебе, я уверена: никуда и никогда мы из Бугурда не уедем. Не заблуждайся, ты нигде больше не будешь ощущать себя так, как здесь. В конце концов, Бугурд – это твое произведение. Люди уважают тебя, нуждаются в тебе. Я-то хорошо помню, как много ты здесь сделал.
– Что было, то прошло. Я уже сам все это забыл.
– Скромность в огромных дозах превращается в лицемерие. Что бы ты ни говорил, меня не обманешь.
– Приятно слушать, как отзывается о своем муже любящая жена. На самом деле, мое время прошло, я давно это знаю. Что же касается жителей Бугурда… При встрече здороваются первыми, спасибо им за это.
Зара недоверчиво покачала головой:
– Что-то все-таки произошло, а ты скрываешь от меня. Это плохо. Я же вижу, что-то тебя изнутри грызет. Расскажи, может быть вместе что-то и придумаем. Ладно, не хочешь – не говори. Хорошо, допустим, ты никому здесь не нужен. Но ты-то сам нуждаешься, чтобы они были рядом.
– Мне нужно, чтобы рядом была ты. Только ты.
– Хорошо, хорошо, только перестань хмуриться. Когда тебе захочется, уедем в тот же день. В конце концов, сорок километров – это не расстояние, не понравится город, вернемся в Бугурд. Посмотри на часы, наступает время Быка. Самое время для гадания.
Джеваншир в гадание не верил и удивлялся, когда взрослые серьезные люди вроде его свояченицы с мужем в сопровождении приятелей появляются в Бугурде для того, чтобы Зара раскинула для них карты.
Зара сидела напротив него и ловко тасовала карты. Теплая волна нежности охватила Джеваншира, ему даже показалось, что на несколько минут ему удалось избавиться от терзавшей его тоски.
– Гадаю на тебя, – сказала Зара. – Сейчас узнаем, о всех твоих тайных замыслах. – Ты только не сердись, – попросила она, внимательно разглядывая образовавшуюся на столе сложную разноцветную картину, хранящую в себе тайны человеческой судьбы со всеми грядущими радостями, бедами и пустыми хлопотами. – Имей в виду, так думаю не я, а карты. А говорят они, что из Бугурда ты никуда не уедешь. Никогда. Все мы – ты, я и Тина – останемся здесь.
– Очень хорошо, – сказал Джеваншир. – Скоро убедишься, что карты могут ошибаться.
– Ошибаются все: карты, люди… Не ошибается только великий Джеваншир Тагиев. Звучит? Из предисловия к будущей конституции Бугурда.
Джеваншир прижал ее к себе:
– Как же я люблю тебя, Зара!
В пять часов он проснулся и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел из спальни и спустился в столовую. Отказавшись от яичницы и отправив сонную Тину в ее комнату, он выпил чай с козьим сыром, намазанным на ломтик подогретого хлеба. Затем, захватив с собой приготовленную с вечера плошку с собачьим завтраком, вышел во двор. Как всегда, собака проводила его до машины и махала вслед хвостом, пока машина не скрылась за поворотом.
В это же утро в десять часов к поселковому совету подъехал почтальон Алиовсад. Биби-ханым в это время в саду поселкового совета варила инжирное варенье. Автандил сидел рядом на скамейке и пил чай с горячей розовой пенкой, которую время от времени добавляла ему в блюдце жена.
– За последние два дня в третий раз приезжаю, – поздоровавшись, сказал почтальон, – приезжаю, никого нет. И на звонки никто не отвечает.
– Мог бы опустить письмо в щель на двери. Я пришла сюда сегодня случайно, чтобы сварить варенье.
– А я не имею права заказные засовывать в щель, – сварливым голосом отозвался почтальон. – Я обязан передать лично адресату, а он должен расписаться в получении.
– Он обязан, я обязан. Не зря тебя прозвали «экспрессом». Никуда бы твое письмо не делось. Садись, пей чай!
После того как почтальон уехал, Биби-ханым распечатала конверт, а Автандила попросила пересесть на ее скамейку для того, чтобы ему было удобнее беспрерывно помешивать варенье.
– Ну и что там написано? – поинтересовался Автандил.
– Здесь сообщается, что четырем населенным пунктам, в том числе Бугурду, решением правительства присвоен статус города республиканского подчинения.
Автандил очень удивился и даже перестал помешивать варенье.
– Не пойму, как можно поселок переименовать в город? Биби, ты хоть понимаешь, что это невозможно, просто так взять и одно и то же переименовать и называть по-другому? – спросил Автандил.
– Здесь не написано – переименовать. Бугурд и впредь будет именоваться Бугурдом, но ему изменили статус поселка на город. Речь идет о каких-то переменах в бюджете, финансировании… Ты не волнуйся, мешай варенье.
– Может быть, теперь всем зарплату повысят?
– Здесь все написано, только я в этом не разбираюсь. Но чувствую, это нам на пользу. Позвоню Джеванширу, посмотрим, что он скажет.
Трубку взяла Зара. Она сказала Биби-ханым, что Джеваншир в море, но скоро вернется, и согласилась выслушать содержание письма по телефону. Она слушала Биби-ханым и улыбалась, потому что хорошо знала, что приятному известию о том, что отныне поселок Бугурд официально признан городом или хотя бы городком, Джеваншир очень обрадуется, как это и положено большому ребенку, коим, несомненно, был ее муж.
Прежде чем выйти из дома, Зара подошла к зеркалу поправить прическу. В зеркале ей что-то привиделось, от чего она быстро обернулась посмотреть, что у нее за спиной, но в комнате никого не было. Перестав улыбаться, Зара заколола волосы и вышла во двор к бассейну, чтобы, как всегда, встретить там Джеваншира.
В половине одиннадцатого утра несколько рыбаков сидели на черных корягах и курили. Первым на разогнавшуюся лодку обратил внимание пожилой рыбак Сафар.
– Ей уже не остановиться, а несется она прямо на скалы, – сказал Сафар.
Перестав курить, все смотрели, как лодка, стремительно промчавшись рядом со скалой, не снижая скорости, выскочила на отлогий берег и, прошуршав днищем о ракушку, остановилась в нескольких метрах от воды. Это была лодка Джеваншира.
Опираясь на заглохший мотор, он неподвижно сидел на корме и неотрывно смотрел перед собой.
Из группы обступивших лодку рыбаков вышел Сафар. Он низко наклонился над Джеванширом. Все вздрогнули, когда Сафар осторожным движением правой руки закрыл Джеванширу глаза. Ни к кому отдельно не обращаясь, Сафар попросил освободить лодку от всего лишнего. С лодки сняли мотор с якорем, выкинули за борт весла и снасть. Навсегда осталось неизвестным, как произошло, что, не договариваясь, люди вдруг ухватились за борта, и словно по команде, разом оторвав лодку от земли, уложили ее на свои плечи. Никто никому не приказывал и не советовал участвовать в этом, но нести на руках лодку Джеваншира захотели все, кто там был. Даже без якоря, мотора и весел лодка была очень тяжелой. На всем пути беспрерывно подходили со всех сторон рыбаки и сменяли друг друга через каждые десять-двенадцать шагов. Никто не считал, сколько в то утро им встретилось людей, но их оказалось достаточно для того, чтобы на всем длинном пути от моря до дома на холме лодку Джеваншира ни разу не опустили на землю.